Как я был в немецком плену - [195]

Наконец вечером за ужином мы обсудили с Ольгой и с ее матерью дальнейшую жизнь мою и Ольги. Я сказал, что собираюсь поехать в деревню и обговорить с матерью и братьями возможный приезд туда Ольги. Но в деревне ей пришлось бы работать только в колхозе, ведь дома ничего своего я не имею. В Москве мне предстоит жить на небольшую стипендию и на деньги матери. Итак, оставался один вариант: Ольге надо устроиться на работу, а я буду приезжать на каникулы. После окончания института мы поедем туда, куда меня направят работать.

Утром 25 июля я сходил в контору, где заведующая личным столом Люда написала мне и подписала у начальника шахты справку следующего содержания: «Дана Владимирову Юрию Владимировичу в том, что он действительно работал при шахтоуправлении № 48 треста “Свердловуголь” с 13 – IX – 45 г. по 23/VII – 46 года в качестве бурильщика. Уволился в связи с выездом на учёбу в институт стали им. Сталина. Справка дана для предъявления по пути следования в Казань». Казань находилась за Канашем, но я стеснялся назвать скромную станцию, куда я направлялся на самом деле.

Я собирался выехать 28 июля. Но внезапно этому воспрепятствовала мать Ольги, потребовавшая, чтобы мы с Ольгой сходили в посёлковый совет и зарегистрировали свой брак. Я, конечно, не стал возражать. Но когда мы пришли в посёлковый совет, оказалось, что в совете нет необходимых бланков, и неизвестно, когда они будут. Попросили зайти примерно через неделю.

Но Ольга совсем не расстроилась и неожиданно сказала: «Значит, не судьба нам быть женой и мужем. Я всё равно довольна, что пожила с тобой. Наверное, такого мужчину, как ты, я уже не найду. Спасибо тебе! Не расстраивайся! Всё равно дальше ты не стал бы со мной жить – ты будешь инженером, а я простушка и окажусь для тебя помехой!» От этих слов Ольги я едва не заплакал, – так стало ее жалко.

Сообщение о том, что Ольге и мне не удалось зарегистрироваться, очень огорчило её мать; она с трудом сдержала слёзы, запричитав: «Видимо, и Господь Бог против вашего брака». Потом, усадив всех за стол, добавила: «Ну, ладно, пусть этот обед будет прощальным, – и попросила меня: – Пожалуйста, не забывай нас совсем!»

Глава VI

2 августа 1946 года я, с очень большими трудностями в пути, добрался до родной деревни. Шел по знакомой улице и вдруг увидел двух девушек в русской одежде, катящих мне навстречу двухколесную тележку, а за ними с вилами на плече юношу, как мне показалось, своего брата Геннадия. «Геннадий, Геннадий!» – закричал я. А тот неожиданно ответил: «Нет, нет, я не Геннадий. Я – Толя, Толя!» Это оказался мой младший брат, сильно выросший и возмужавший за годы моего отсутствия. Толя тоже не сразу сообразил, что я его старший брат. Затем Толя подозвал младшую девушку, назвав ее Инессой. Это была наша сестра, которая тоже очень сильно выросла. А следующая девушка – Дуня оказалась женой брата Геннадия. После такой встречи я заплакал и никак не мог сразу остановиться и Толя меня успокаивал.

Поскольку Толе надо было ехать в поле за травой для коровы и с ним отправилась Инесса, я пошел домой один. Навстречу мне из сеней вышел юноша, выше меня и шире в плечах, одетый в морскую форму, в котором я признал второго брата – Виталия. Мы обнялись, и я опять заплакал: все было как во сне – не верилось, что я наконец дома.

Затем, не заходя в избу, я скинул со спины вещевой мешок и предупредил Виталия, что должен снять с себя нижнее белье, а также гимнастерку, так как в них водятся вши. Виталий разыскал и принес мне свежее бельё. После этого я помылся и вошёл с дрожью в коленях в переднюю избу, где опустился на колени перед большим фотопортретом отца и поблагодарил его за то, что я не погиб на войне, целым и невредимым вернулся домой.

Мамы дома не оказалось. Не зная о моем приезде, она по путевке уехала в санаторий, куда ее уже не раз отправляли, чтобы подлечиться от туберкулеза.

…Я вышел из избы и направился к саду. Его вид очень огорчил меня: из 20 яблонь, посаженных еще в конце XIX века дедушкой, не осталось ни одной. Деревья погибли из-за жестоких морозов зимой в 1940 и 1941 году. Уцелели лишь два мощных раскидистых вяза, на которых в детстве я часто сидел и читал книжки, а также шесть черемух, рябина и с десяток акаций. На опустевшие места с огорода перенесли с десяток пчелиных ульев, которые с помощью брата отца дяди Егора продолжали содержать мама и брат Толя.

Пока я осматривал сад и огород, Виталий наколол дров, а с поля вернулись с полной тележкой травы Толя, Инесса и Дуня. Скоро стали накрывать на стол – принесли молоко, ряженку, сливочное масло, яблоки, малосольные огурцы, свежий черный хлеб, колбасу-шортан и, наконец, взятый Толей только вчера из пчелиных ульев мед в сотах, который я не видел 6 лет.

Когда картофель сварился, приковылял домой с работы в районном центре Батырево брат Геннадий, тяжело раненный в ногу на фронте. Он сразу принес из амбара бутылку водки, чтобы отметить моё возвращение. По его команде сначала все, вылив из рюмок на землю по несколько капель жидкости, и помянули отца, дедушек, бабушек, других родных и всех солдат, погибших на войне.