Как воспитать ниндзю - [56]

- Лу! – сказал отец, приводя меня в себя. – Не делай Джекки ничего слишком плохого!

Я вздохнула.

- Я попытаюсь... – тяжело сказала я. – Не знаю, правда, как у меня получится...

Мари хихикнула.

- А ты постарайся? – льстиво попросила она. – Я понимаю, не убивать трудно, и не бить принца трудно, но можно как-то смириться...

- А как насчет Сибири? – ласково спросила я. – Счастье!

- Знаешь, доченька, это счастье мы получили благодаря тебе! – строго ответил отец. – И я вообще тебе запрещаю с принцем кокетничать!

- Я с ним кокетничала? – оскорблено воскликнула я. – Да я его била, била, била, дважды плюнула на голову, опрокинула вазу, кинула жабу на голову, накормила пауком и жабой, негритенком сделала, в обезьяну обратила, в грязи выкупала, кастрировать собиралась, галерею показала...!

- Так-так! – подозрительно сказал отец. И я мигом прикусила язык. Перечисление грехов было громадной ошибкой. Дернул же меня кто-то за язык. Я с горестью подумала, что, наверное, я в душе христианка, исповедуюсь тут отцу, а это нехорошо. А говорить про галерею вообще было катастрофой, как и напоминать об этом.

- Сибирь! Сибирь! – закричала я, как попугай какаду, пытаясь вернуть ему прежнее направление мыслей. – В Сибирь! В Сибирь!

Это тоже была ошибка.

Папа стал черный и прибавил это к списку моих грехов.

- Этот принц такой плохой, что нам делать! – закричала я, подавляя их мыслительные способности своим тихим как гудок голосом.

Но родители на провокацию не поддавались, а вспомнили все мои грехи. Поскольку называть и перечислять их было долго, и даже назвать каждый по номеру невозможно за столь короткое время, отец просто назвал число. Которое увеличилось на шестнадцать. Один миллион четыреста тринадцать тысяч двести тридцать семь – он считает автоматически, бессознательно, как счетчик, и любит считать, так что все уже давно подсчитано и записано со слов мерзких ябед.

- Мерзкая клевета! – оскорбленно заорала я. – Да быть такого не может! Меня незаслуженно оклеветали, безумно преувеличив мои мелкие согрешения!!! Все ложь и клевета! – бушевала я. – Этому числу нельзя верить, ты преувеличил число моих грехов на целых три!!!! А я еще даже на остальные комнаты с сокровищами в доме не глядела!

Гордо отвернувшись, оскорбленная такой ложью, я быстро вышла из комнаты. Пока меня не поймали и не выпороли.

Скрывшись из глаз, я перешла на рысь. И только вылетев из дома, почувствовала себя хорошей девочкой. А то, если б догнали, я была б мерзким невоспитанным чудовищем. Насколько я понимала, отец сейчас будет занят. Ловлей и воспитанием. Но я подкинула родителю идейку, и пока он все комнаты не стерилизует, до тех пор охота на любимого ребенка подождет. Гнусное положение, но я ничего не могла сделать еще худшего, чтоб он забыл о предыдущем. Больше принца не было. Разве дом грохнуть?

- Судьба моя злодейка! – вздохнула я. – Никто меня не любит, никто меня не понимает, все обижают бедного, несчастного, беззащитного ребенка... Честную, застенчивую, робкую девчонку... – грустно подумала я, склоняясь над прудом. Я Аленушка из сказки, а принц был настоящим козлом. Я была печальна, и даже села так, как на гравюре из книжки сказок. Чтобы все видели, какая я грустная и печальная, настоящая взрослая девочка. Минут пять я строила грустное лицо, пытаясь передать обуревавшие девочку печальные думы. И так, чтоб меня видели слуги.

- Она печальна... – скажут они и вытрут скупую мужскую слезу. – Она так утонченна, такая хрупкая, добрая, печальная... Настоящая леди... Все плачет, милая, хорошая, чуткая девушка! Она потеряла жениха, бедняжечка...

Я даже всхлипнула от жалости к себе. Дважды всхлипнула, чтобы издалека было слышно.

Все должны видеть, что я могу даже утопиться. Смущает, правда, что в этой мерзкой луже всего пол метра, но англичанки всегда найдут, где утопиться!

Я приняла такую мерзкую типичную для подруг Мари мечтательную позу, что мне самой стало себя жалко! Я такая тонкая!

- Ты такая мерзкая притворщица! – фыркнув, навалилась, хохоча, на меня сзади Мари.

Я стойко не реагировала, сохраняя фигуру “Печальная”.

- Что, грустно? – сочувственно спросила Мари. – Мучить больше некого? А принц поспешно удрал?

Я всхлипнула прямо на глазах у слуг.

- Какая ты бесчувственная! – заливаясь громадными слезами, сказала я.

Мари сделала несколько гримас.

- Ну, перестань, – успокаивающе сказала она, – ты же гнусная мартышка! Принц еще вернется, у тебя все впереди, не притворяйся!

Я залилась крокодильими слезами. Я была безутешна. Она не понимала моего состояния.

- Что ты знаешь про любовь, – всхлипнула я, – карга старая!

Терпение Мари не выдержало, и она лопнула.

К сожалению, про рукопашный бой она знала куда меньше, чем про любовь. Хоть я ее и научила на свою голову. Но на то, чтоб, пользуясь своим коварством и сочувствием, скинуть меня в воду, ее хватило.

Секунда, и мы, хохоча изо всех сил, полетели в воду и стали топить друг друга. Одно утешение, что в этом водоеме вода была чистая. Ручей втекал в него и вытекал, и здесь все было исправно...

Минут пять из воды слышались дикие крики и индейские кличи, из окон даже высунулись слуги, но, поскольку мы были в новеньких платьях, упав в воду в бальных нарядах, в которых я встретила принца, то я на них не обращала внимания, ведь все было прилично. Утопить на глубине пол метра было трудно, хоть я и очень старалась. А на маму не обращала внимания, что она там хмуро с кем-то разговаривает, пожимая плечами и ежась.