Как вольный ветер - [18]

Теперь Вальда сама могла оценить справедливость этих слов — ведь прежде она никогда не бывала в гуще простолюдинов. Бровями вразлет и прямыми, изящными носами местные лица напоминали древнегреческие изображения. Кроме того, жительницы Арля обладали прекрасными черными глазами и великолепными густыми черными волосами, восхитительно сочетавшимися с оливково-смуглой кожей лиц.

— А приходилась вам видеть бои быков в здешнем цирке? — спросила Вальду старая цыганка.

Та отрицательно покачала головой.

Амфитеатр был очень древним — сохранился еще с римских времен. Это девушка знала не понаслышке, она не раз бывала там в дни, свободные от зрелищ. Говорили, что, когда римляне выстроили этот цирк, он вмещал тридцать тысяч зрителей, что превышало все нынешнее население Арля.

Там было три яруса сидений: для сенаторов, воинов и — самый верхний — для простого народа. Последний, за ненадобностью, был сейчас превращен в прогулочную балюстраду.

Арлезианцы до безумия любили свои бои быков, и на протяжении всего лета представления проходили еженедельно. Вальда знала, что местная коррида отличается от испанской. Здесь не было той жестокости: тореро не терзали быков пиками и шпагами, а быки не бодали лошадей.

Девушка не раз просила отчима отпустить ее в цирк, но он неизменно отказывал.

— Пускай бык и не ранен, он все равно разъярен и рвется в бой. Он жаждет крови, и зачастую его невозможно остановить.

— Бессмысленное развлечение, — пожала плечами графиня.

— Тут все дело в азарте, — возразил граф. — Но, хотя в этом зрелище и нет особой жестокости, я не желаю, чтобы вы, дорогие дамы, смотрели на него!

Этим был положен конец обсуждению.

По воскресным дням город наводняли толпы народа. На рынке можно было встретить пастухов, фермеров-скотоводов, цыган, торгующих лошадьми, а также испанцев, алжирцев, корсиканцев, приезжающих на заработки в качестве сельскохозяйственных рабочих.

Ну и, конечно же, здесь были матадоры, безошибочно узнаваемые по характерной походке балетных танцовщиков!

Быков для представлений доставляли из Камарга — черных бычков, почти столь же своеобразных, как тамошние лошади. Камарг славился своими стадами и табунами.

Хотя Вальда и не очень-то опасалась быть обнаруженной в Арле, все же она вздохнула с облегчением, когда город наконец остался позади и перед караваном открылась широкая дельта Роны. Чуть в стороне, переливаясь на солнце, виднелась и сама река.

Тут и начинался край, носивший название Камарг. Он занимал территорию в сто сорок тысяч акров и отделялся от остальной Европы двумя главными рукавами Роны, на которые она распадалась как раз близ Арля.

Со времен римского гражданина Аулуса Анниуса Камарка, владевшего в здешних местах обширным поместьем Инсула-Камарика, край этот мало изменился. Вальда приближалась к земле, овеянной волшебными сказками и романтическими легендами, к загадочной сердцевине древнего Средиземноморья, родине диких белых коней, черных быков и розовых фламинго; к району, малоизведанному и малонаселенному, где цыгане, сами являясь как бы частью природы, чувствовали себя как дома.

— Вы бывали здесь прежде, мадемуазель? — спросила Вальду таборная старейшина.

— Нет, никогда, — качнула та головой. — Но всегда мечтала.

Сейчас они проезжали богатые фермерские угодья: по обе стороны дороги тянулись виноградники, кукурузные поля, сады и, конечно же, пастбища. С каждой милей караван приближался к издавна будоражившей воображение Вальды дикой местности, состоящей из озер, камыша, болотистых заводей, соляных песчаных дюн и сочных степей с буйной растительностью. Даже здесь, на подступах к Камаргу, природа поражала богатством птиц и цветов, разнообразием деревьев, таких, как тополь, вяз, ива, ясень, бузина. Вскоре стали попадаться пресные болотца, перемежающиеся участками густой зеленой травы.

— Как здесь красиво и необычно! — сказала девушка.

— Дикие места, — подтвердила Пхури-Дай. — Дикие, как мы. Вот почему нам здесь так привольно.

— Тогда отчего же вы не останетесь в Камарге хотя бы на год? Зачем едете куда-то еще?

— Наш удел — странствовать. Так уж мы устроены. Да и пропитание добывать надо.

— Пожалуй. Но порой, должно быть, грустно сознавать, что вечно нужно кочевать, бежать куда-то?

— Такова уж наша доля, — просто ответила Пхури-Дай. — Может, то — наш цыганский крест, а может, и благословение. Мы умеем находить счастье в самих себе.

Позже, вечером, Вальда воочию убедилась в справедливости этих слов.

В том месте, где условный знак приглашал остановиться, путешественники разбили лагерь. Они расположились невдалеке от крупной фермы, которые в тех краях называли мызами. Дом под красной черепицей был окружен высокими свечками кипарисов, в зимние месяцы оберегавших его от холодных, пронизывающих морских ветров. Так строилось большинство мыз в Камарге — под защитой плотной стены либо кипарисов, либо толстых, широколиственных деревьев, которые задерживали также и солончаковую пыль.

А до чего прелестные здесь росли цветы! Стены дома увивала нежная глициния, а в пышной, еще не срезанной траве пестрели дикие ирисы и орхидеи.

На шум табора поговорить с цыганами выехал хозяин фермы. Тут Вальда впервые с начала путешествия увидела белого коня в традиционной камаргской сбруе. Большое кожаное седло ручной работы, очень широкое и непривычно высокое спереди и сзади, было украшено выбитым на нем старинным орнаментом. Свисавшие чуть не до земли железные стремена, по преданию, были точно такими же, как у древних крестоносцев.