Как сторителлинг сделал нас людьми - [26]
Рассмотрим возражение Ханта; выяснится, что он описывает не сны вообще, а их конкретный подвид – кошмары. Исследования показали, что кошмары более причудливы, чем другие типы снов, и мы лучше их запоминаем; идея о том, что сны нереалистичны, может проистекать именно из этого. Более того, многочисленные дневниковые записи участников экспериментов со сном показали, что большинство увиденных сюжетов вполне похожи на встречающиеся в жизни[131]. Валли и Ревонсуо заключают, что наши реакции на предъявляемые во сне дилеммы обычно «уместны, разумны и адекватны текущей ситуации»[132].
Согласно Ревонсуо, модель симуляции представляет собой невероятный прорыв в изучении сновидений: «Мы впервые приблизились к возможности понять, почему мы видим сны»[133]. Но, еще раз обращу на это внимание, если мы приблизились к разгадке функции снов, ролевой игры или художественной литературы, это не значит, что мы теперь можем объяснить эти сны. Мой сон о пустыне мог быть способом предупредить меня о необходимости лучше заботиться о близких; стыдно признавать это, но мне приснилась преувеличенная версия того, как моя дочь с переменным успехом пытается отвлечь меня от чтения книги, письма или просмотра матча. Этот сон был своеобразным выговором – он словно бы говорил: «Матч – это не важно. Книга на твоих коленях – это не важно. Важна девочка».
5. Сознание-фантазер
Но человек – позвольте предложить вам дефиницию, – человек есть животное-сказитель. Куда бы его ни несло, он хочет оставить за собой никак не хаос, не закрученный вихрем кильватерный след, не пустое пространство, а бакены и навигационные знаки. Вот ему и приходится сказывать сказки, ему приходится выдумывать их на ходу. Пока есть история про запас, все в порядке. Говорят, что даже и в свои последние моменты, в долгую, растянутую бесконечно секунду последнего смертельного полета – или перед тем, как утонуть, – он видит проносящуюся перед ним историю всей своей жизни[134].
Грэм Свифт. Земля воды
30 декабря 1796-го. Банда злоумышленников собралась в темном и промозглом подвале под Вифлеемским госпиталем[135]. Угрюмый предводитель, Король Билл, осматривает какой-то аппарат и постукивает носком в железные обручи расставленных повсюду бочонков. Те полны всякой гадости – человеческой спермы, собачьих фекалий и гниющих отходов. Билл прижимает ухо к бочонкам и слышит, как булькает и пенится эта чудовищная смесь. Он засовывает палец в шипящие трубы, ползущие, словно змеи, от бочонков; они выбрасывают в воздух зловонные пары.
Осматривая это сооружение, Билл приближается к остальным. Вот на холодных камнях лежит молоденькая Шарлотта: полураздетая, с ободранной цепями кожей; вот Наставник Джек чертит что-то на клочке бумаги. Джек обращается к Королю: «Я за игру по правилам!» – но тот продолжает хмуриться: еще никто не заставил его улыбнуться. Однако улыбается Сэр Арчи; он смеется и в свою очередь адресует Джеку другую шутку – кое-что про Шарлотту, не очень приличное. У Сэра Арчи высокий голос; он всегда говорит как будто с акцентом. Все подозревают, что это переодетая женщина.
Король Билл не обращает на них внимания. Он движется вокруг машины, проводя рукой по толстым доскам, вглядываясь в каждый винтик и болт. Это – «Ткацкий станок»; он представляет собой гигантскую квадратную коробку на приземистых ножках; высота под два метра, длина каждой стороны – почти пять.
Король Билл подходит к щитку управления, у которого сидит рябая старуха. Сэр Арчи и Наставник Джек безжалостно дразнят ее; они дали ей кличку Перчаточница. Перчаточница примостилась на табурете и с сумасшедшей скоростью управляет переключателями. Ее затянутые в перчатки руки так и летают туда-сюда, перекручивая кабели и нажимая на кнопки, щелкая выключателями и поглаживая выделанную под слоновую кость клавиатуру. Король Билл наклоняется к ней и шепчет: «Густовод».
Перчаточница поворачивает самую большую латунную ручку. Указатель с грохотом двигается мимо следующих делений: АЭРОСТАТИКА (заставляет мозг часами работать над одними и теми же вопросами), РАСТЯЖЕНИЕ МОЗГА (спутывает мысли), ГАЗОВЫЙ ЩИПОК (забирает магнетические флюиды из кишечных газов), МЫСЛЕПРОИЗВОДСТВО и НОГОИЗГИБАНИЕ (производят соответствующие действия), НАДРЫВ ЖИЗНЕННО ВАЖНЫХ ОРГАНОВ и ЖИЛОВСПАРЫВАНИЕ (чрезвычайно болезненны) и, наконец, ОМАРОРАСЩЕПЛЕНИЕ (смертельно). Перчаточница переводит указатель на ГУСТОВОД. Билл бормочет: «Продолжай».
Перчаточница ничего не знает о том, как работает управляемая ею машина, но она сидит перед этой панелью уже многие годы и стала настоящим виртуозом. Она касается рычагов и управляет аппаратом, словно органом; каждая клавиша соответствует одному бочонку. Каждая комбинация настроек машины – настоящая песня, созданная из электрохимических нот.
Внутри машины под влиянием вибрации десятков магнитов гигантский «станок» начинает «ткать полотно» из химических соединений, которые затем будут выброшены в воздух. Намагниченный газ подается на лопасти небольшого, похожего на мельницу устройства, установленного на крыше «станка». Те начинают поворачиваться и гнать газ ровно вверх.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.