Как стать искусствоведом - [15]
Есть такие художники, которые портят сами себя количеством работ. Наверное, это один из видов глупости, невозможность иначе избежать творческого зуда, кроме как все время чесаться. А ведь терпеть очень полезно, начинаешь задумываться – почему чешется. Таких мало. Творчество как оправдание экзистенции – такого очень много. Есть еще сложный вариант: живешь, сложа руки, и думаешь. А не бросаешься сразу чего-нибудь красить, даже кофе не допив.
Найдите в своем окружении – среди соседей, коллег, приятелей – наименее симпатичную вам личность, не имеющую отношения к искусству. Представьте, что эта не вполне приятная для вас личность – художник. Попробуйте искренне заинтересоваться этим «художником», принять его формат жизни. Априори простите ему все отрицательные черты ради его искусства, как в песне: «Но когда он играет Концерт Сарасате, Ваше сердце, как птица, летит и поет!»
Теперь придумайте, представьте, каким может быть его искусство: образы, темы, формы. Попробуйте снова простить и понять его.
Сложно? Тогда представьте, что он – ваш ближайший родственник, часть вашей семейной кармы. Попробуйте не обижаться на него и поверить в то, что он хочет только хорошего (а это действительно так).
Не получается? Это сложное упражнение, рассчитано на множество подходов и постоянные повторения, как упражнения на мышцы пресса. Но заниматься им надо, иначе ваша искусствоведческая фигура будет иметь серьезный изъян. Перечитайте Эрвина Панофского «История искусства как гуманистическая дисциплина». Ну хотя бы перелистайте. И – пару цитат на свою страничку оттуда.
Начинайте тренироваться на обычных людях, с художниками будет гораздо сложнее.
5. Устная речь
От искусствоведа остается текст.
Встречают и оценивают искусствоведа по тем звуковым колебаниям, которые он способен генерировать.
Замысловатое молчаливое поведение тоже может позиционировать вас на фоне пестрой арт-тусовки, но эта задача – поверхностная, имиджевая.
Устная речь дается немногим, и даже этим избранным она дается непостоянно, с досадными и внезапными неудачами.
Именно неудачи, промахи и вредные привычки в разговоре формируют ту индивидуальность, что называется речевой характеристикой и поставляет хлеб пародистам.
В памяти чаще остаются чужие ошибки и нелепости, удачные выражения и словечки запоминаются хуже и цитируются реже.
Возможно, дело в банальной зависти немотствующих к златоусту.
Собственно, в профессиональный круг умений искусствоведа должно входить ораторское мастерство и риторика, да и умение слушать – совсем не лишнее.
Обыкновенно на этом участке круг разорван.
Конференция
Была музейная ежегодная конференция. Мероприятие в традиционном формате – бледный цвет музейных лиц, задернутые шторы лектория, наукоемкие доклады под деликатное всхрапывание. В общем, очень полезная вещь – услышать со стороны вариант собственного занудства и узкопрофильности. А то все собой очарованы – как ведь интересно, когда в каждом болоте свои кулики сами себе поют. А слабо – взять да и прослушать композицию из другой научно отдаленной общности? Например, про эволюцию эпиграфики XVII века на самоварных носиках. Или о нубийских мотивах в творчестве всемирно известных скульпторов скворцово-степановской школы эстетики. Или об уточнениях в начальной планировке караульной будки для зимней пристройки к летнему петровскому шатру… – Не слабо. Но трудности были, чего скрывать.
После конференции вышли мы, переговариваемся, и М. В. мне говорит: «Наш отдел, даже когда молчит, все равно сильно выделяется среди остальных музейных представителей: наши одеты чисто, морды наглые, ухмыляются все время. В общем, не типичные музейщики, а прямо-таки коллаборационисты какие-то».
Я думаю, это с нашим профилем связано – у всех уже всё случилось с их искусством. А у нас все художники – живые, что постоянно напрягает исследователя. Да и вообще – то подерутся, то нагадят, и друг на дружку жалуются: «Рядом с этим висеть не буду!»
Произведения тоже – мама не горюй! То разобрали – заново не собрать, или детальки лишние приходится внутрь запихивать. То уже срок годности вышел, как у той птицы из поролона – гордые крылья ее провисли и вид неинтересный стал. То инсталляцию включили – гудит, мы и рады. Это позже выяснилось, что оно светиться должно, а не гудеть (уронили разок неаккуратно). То придумал искусствовед целое направление в искусстве, хорошее и красивое, и художникам, в нем замешанным, все понятно про них объяснил. А те, балбесы, при очной ставке в приличном месте даже название своего стиля пишут с ошибками и вслух повторить не способны. Ну и как тут работать?
Вот поэтому – мы всегда в тонусе, одеты веселенько и от нас напитками попахивает. А как иначе?
Вспомните два произведения мирового искусства: любимое и нелюбимое (картину, инсталляцию, арт-объект), созданные за последние 15 лет. Одно произведение – то, которое вам нравится, с которым происходит коммуникация, понятное и интересное для вас. Второе произведение – которое не нравится и непонятно.
Сначала попробуйте полюбить нелюбимое: найдите что-либо минимально интересное, мало-мальски привлекательный фрагмент, хоть какое-то оправдывающее обстоятельство его создания.

Десять лет назад украинские врачи вынесли Юле приговор: к своему восемнадцатому дню рождения она должна умереть. Эта книга – своеобразный дневник-исповедь, где каждая строчка – не воображение автора, а события из ее жизни. История Юли приводит нас к тем дням, когда ей казалось – ничего не изменить, когда она не узнавала свое лицо и тело, а рыжие волосы отражались в зеркале фиолетовыми, за одну ночь изменив цвет… С удивительной откровенностью и оптимизмом, который в таких обстоятельствах кажется невероятным, Юля рассказывает, как заново училась любить жизнь и наслаждаться ею, что становится самым важным, когда рождаешься во второй раз.

Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Люси и Гейб познакомились на последнем курсе учебы в Колумбийском университете 11 сентября 2001 года. Этот роковой день навсегда изменит их жизнь. И Люси, и Гейб хотят сделать в жизни что-нибудь значительное, важное. Гейб мечтает стать фотожурналистом, а Люси – делать передачи для детей на телевидении. Через год они встречаются снова и понимают, что безумно любят друг друга. Возможно, они найдут смысл жизни друг в друге. Однако ни один не хочет поступиться своей карьерой. Гейб отправляется на Ближний Восток делать фоторепортажи из горячих точек, а Люси остается в Нью-Йорке.

Три женщины-писательницы из трех скандинавских стран рассказывают о судьбах своих соотечественниц и современниц. О кульминационном моменте в жизни женщины — рождении ребенка — говорится в романе Деи Триер Мёрк «Зимние дети». Мари Осмундсен в «Благих делах» повествует о проблемах совсем молодой женщины, едва вступившей в жизнь. Героиня Герды Антти («Земные заботы»), умудренная опытом мать и бабушка, философски осмысляет окружающий мир. Прочитав эту книгу, наши читательницы, да и читатели тоже, узнают много нового для себя о повседневной жизни наших «образцовых» северных соседей и, кроме того, убедятся, что их «там» и нас «здесь» часто волнуют одинаковые проблемы.

Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)