Как стать искусствоведом - [10]

По утрам Ник Ник выходил из мастерской идеально выбритым и одетым так чисто, как ребенок, которого только что высадили в песочницу. Неверно было бы сказать, что в одежде он предпочитал светло-серые тона, чаще всего он носил свой единственный костюм-двойку, в холодное время сочетая его с плащом и шляпой близкого оттенка. Особенно эффектно такая фигура смотрелась морозной зимой, решительно отделяясь от темной, меховой массы обычных горожан. Выражение лица, не замаранное решением бытовых проблем, вкупе с предчувствием улыбки, бесповоротно относили образ Ник Ника к разряду пришельцев. Не знаю, как проходил его день, но обычно он возвращался уставшим, порой растратившим легкость взгляда, порой избыточно воодушевленным. Повстречав знакомых, он всегда был вежлив с мужчинами, галантен с дамами, зачастую избыточно участлив и щедр на комплименты.

Один раз, исчерпав при встрече со мной весь запас своего дружелюбия и выставив мне высочайшие оценки по всевозможным критериям, Ник Ник явно был подавлен своим истощением. Тогда, в последнем приступе жертвенного самооговора он признался мне: «Знаешь, а ведь я – твой отец!»

В мастерской современника

Как будто на ногах две жвачки натянуты, розовые с лимонным. Остальным гардеробом он не выделялся в толпе около метро Нарвская, но кроссовочки сильно диссонировали цветовой среде. Вот его, оказывается, мы и ждали, молодого перспективного абстракциониста.

Решили всем новейшим отделом съездить посмотреть живых художников по месту прорастания. Приехали, он встретил нашу критическую массу из шести моих женских коллег и меня, сопроводил. Мастерская, по французской школе: мансарда, наклонный потолок, холсты, тюбики, творческий и не очень мусор повсюду. Обувь сняли – у владельца мастерской ковровое покрытие на полу было когда-то, так вот – в память о нем. Лампа белого света освещает коробочку-комнату, где во всю стеночку холст, черно-желто-зелененький. По-честному беспредметный, ничего опознать нельзя.

Мы стоим, сомлевши, а Олеся, которая нас сюда завела, вопросы бодро так задает:

– Расскажите (на «Вы», естественно) о Вашем искусстве. Вот мы знаем, что с живописного факультета Вы на искусствоведческий перешли, чтобы свободней быть в плане того, чего можно рисовать.

А мы – все остальные – стоим, ничего не знаем (честно говоря, вслепую шли, на доверии) и несколько опешили от того увиденного, что наделано в свободе от живописного факультета. Олеся не простаивает:

– Вот, Влад пишет диплом об абстрактном экспрессионизме. Сейчас он расскажет, чем его экспрессионизм, как мне кажется, поллоковского типа, отличается от классического. То есть расскажите нам, какая между вами разница, что Вас с Поллоком, так сказать, разделяет.

Я чувствую: слабеет художник от вопроса, и подсказываю про себя: «Тихий океан, Тихий океан».

Все четыре холста, прикнопленных к стене, наш астеничный абстракционист понемногу листал, а мы двигались вглубь его творчества.

– Цвет люблю питательный, и размазывать пальцем нравится, – откровенничал автор.

Стало появляться что-то узнаваемое, сначала глазки вроде в джунглях, потом какие-то су ставчики-косточки, нарисованные поверх сложно-зеленой гущи. Рисунки еще отдельные посмотрели – по авторскому умеренному замыслу в программу много не входило. Мне на ухо коллега шепчет: «Помню, у моей девочки очень похожий рисунок получился, когда ей три годика было».

Потом вино с сыром предложил хозяин, правда, предупредил – бокалов не хватит, да и вина немного осталось. Тут пришла девушка запоминающейся внешности, «друг Влада» – как ее представила Олеся. Конечно, тоже рисует. Влад о трудностях в работе рассказал – отправил холсты в Москву на выставку, все вверх ногами повесили. Он остался в печали, а этим невнимательным галеристам и так понравилось, бочком. Девушка-друг говорит: «Очень мы любим вместе на лекции про современное ходить. Потом разговариваем допоздна, стараемся всякие выводы делать, до чего-нибудь договариваться. Но пока не всегда получается».

Тут я уже к выходу потянулся, да и остальные за мной, просят еще абстрактных картинок прислать почтой, приглашают к нам в музей заходить. Он говорит: «Чуть позже, мне тут по-быстрому нужно съездить в Непал». Ну, поблагодарили мы друг друга, почувствовали, что называется, взаимную заинтересованность.

Ателье вне формата

Я пришел к Сергею Бугаеву сфотографировать его работу «Ребус» и узнать про художника Черкасова. Сергея я застал в непростой, даже пургоносный момент – он рассказывал девушке с телевидения про фильм «Асса». Девушка задавала такие вопросы, что я начал их запоминать.

– Скажите, Сергей, а в какое время года Вы снимали зимние сцены в Анапе?

– В Анапе, Вы сказали?! Мы снимали в Ялте, и шел снег, то есть это было зимой.

– Вы поете там свою песню про воздушные войска, которая называлась «ВДВ» и, говорят, была очень популярна?

– Мне начинают нравиться Ваши вопросы! Все песни, которые исполнял мой герой, написал Борис Гребенщиков, а песня «ВВС» – про военно-воздушные силы, действительно была очень популярна среди летчиков, и они меня за нее не раз благодарили. Пользуясь случаем, я прошу тех, кто умеет писать песни про летчиков, сделать это – песни им очень нужны.