Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [10]

Французский поэт и художник Анри Мишо всю жизнь существовал в мире точек, пятен и линий. Для него это было бесконечной графической вселенной, которую он творил и достиг огромных успехов. Его картины – это буйство точек и пятен, линий и закорючек: «…я остервенело кидаюсь на бумагу и полосую ее помарками, пока не оказываюсь перед чудовищной и безнадежной мазней, которая в сотнях копий за десять лет и сделала меня так называемым художником».

А вот что Мишо пишет о линиях: «Линия, тянущаяся к другой. Линия, избегающая другую. Приключения линий. Линия, счастливая, что она – линия, что она идет. Линия – и все. Крапины. Напыления крапин. Мечтательная линия. Заждавшаяся линия. Линия, не теряющая надежды».

У меня есть собственный опыт общения с линией, потому что я заворожен линией, я считаю, что линия – волшебна, особенно если она существует сама по себе.

Когда ты сосредоточенно берешь кисть, обмакиваешь в тушь и протягиваешь руку к листу, как советуют древние китайские мастера каллиграфии, не прикасаясь к столу, то создаешь прямую линию от верхушки сердца до пальцев, сжимающих кисть. И вот уже с этой кисти стекает на бумагу линия вместе с тушью и движется вперед, являясь продолжением движений сердца. Ничто не препятствует ей.

Для того чтобы начать творить, чтобы поставить первую точку, все должно быть идеально там, где ты чувствуешь себя творцом.

Надо понять, что ты не простой человек, который взял кисть и решил намалевать какую-то точку на бумаге, ты – Художник с большой буквы, ты – творец. У творца должно быть свое место. В центре этого места, освещенного светом, – ты сам. Наедине с бумагой и тушью.

Начинать нужно с одиночества. Парение духа, чистоту и спокойствие души древние китайские художники и поэты считали главным условием создания шедевра. Иначе, говорили они, твое произведение будет подобно фазану, то есть красивым, но слабым. А надо, чтобы оно уподобилось соколу! Настолько громадное значение в Древнем Китае придавали совершенствованию духа, что о достигших духовных высот мастерах рассказывали мифы и легенды.

В VI веке в Китае жил очень знаменитый художник Чжан Сэн-ю. Однажды он нарисовал драконов без глаз, никак не рисовал им глаза – боялся, что они улетят. И действительно, как только он пририсовал двум драконам глаза, они моментально скрылись. А два других, пока еще без глаз, остались на месте.

Потом уже, когда ты достигнешь чудес каллиграфии или вершин живописного мастерства, пожалуйста, устраивай показательные сеансы рисования своим друзьям и близким. Но на первых порах лучше быть в одиночестве перед листом бумаги, испытывая всю гамму чувств – от отчаяния до восторга.

В комнате тишина, свет падает, естественно, слева, если ты правша. Тушь должна быть свежей, она пахнет черемухой или миндалем. Можно взять китайскую твердую тушь и натереть на камне. Вода в двух сосудах – один для смачивания кисти, другой – для промывания. Рядом влажная тряпица для вытирания кисти или пера.

Можно начать с маленьких листков, можно с огромных. Важно не забывать, что размер листа бумаги создает совершенно иное понимание линии и рисунка.

Одно и то же, нарисованное на маленьком листе и на большом, будет выглядеть по-разному. Так, слона бы рисовал на маленьком листе бумаги, тогда он будет казаться огромным. А лыжника лучше рисовать на большом листе, и тогда будут видны его потерянность и одиночество на белом поле.

Лист из серии «Картины ветра». Калька, тушь, 1998.

Глава 6 Картины ветра

В конце 80-х годов я оказался в Варшаве. Я и Борис Трофимов, книжный дизайнер, прибыли в Польшу по приглашению Польского союза художников работать над книгой стихов Велимира Хлебникова и Юлиана Тувима. Стоял холодный декабрь, яростный ветер гонял мусор по улицам, за чашку чая посетитель кафе расплачивался огромной пачкой злотых.

Перед отъездом мой польский друг Анджей подарил мне изящную кисточку. Тоненькую палочку с красным околышем сверху, с металлическим колпачком, закрывающим острый колонковый пучок, искусно вставленный прямо в деревяшку. На ней было написано имя М. Nowakowski.

Анджей сказал, что кисточку сделал знаменитый мастер, ему сейчас за восемьдесят. Всю свою жизнь он творит кисти, которые художники используют, чтобы выписывать очень тонкие каллиграфические рисунки.

«Величайший мастер кисточек, ныне живущий в Варшаве, и никто не превзошел его в этом искусстве», – воскликнул Анджей и предложил выпить водки за здоровье мастера. Мы с Борей выпили.

По возвращении в Москву я долго не мог отвыкнуть от вина за обедом, а вот про кисточку забыл, положив ее в дальний угол своего стола.

Через два года Анджей написал в открытке, что этот мастер умер. Я открыл ящик, нашел в дальнем углу среди карандашей ту самую кисточку и положил на стол среди своих кистей.

Однажды, слушая песни грузинского хора, я решил нарисовать линию звука, линию пения. Так замысловато, переливаясь, бесконечно звучали голоса грузин, сидящих где-то на длинных лавках под голубыми горами. Я подумал о старом варшавском мастере, взял его кисточку, обмакнул в тушь и начал!

Когда я сделал этой кисточкой первую линию – понял, что она создана специально для линий. Ни для чего более. Линия ворвалась на поле белого листа, вывернулась, сложилась вдвое, заклубилась, возникли спирали, перешейки, утолщения и узелки. Линия то становилась тоньше волоса, то – благодаря повороту кисти – толще пальца. Таким образом я старался передать движением линии космическое пение грузинского мужского хора «Иверия», полет песни над реками и долинами, над верхушками сосен и гор. Это напоминало сотворение мира.