Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [8]
Простые карандаши не так просты, как они кажутся на первый взгляд! Они распределяются по твердости грифеля: практически от алмаза – до сыра и масла. Есть очень широкие грифели, обернутые бумагой, есть тонкие, заключенные в дерево.
На моем рабочем столе стоит стакан с карандашами. Вот что написано на них. На граненых рубиновых – «Деловой», «Кремль», «Геркулес». На круглых разноцветных – «Копиручет», «Тактика», «Страна Советов». Это карандаши фабрики имени Сакко и Ванцетти, а вот карандаши фабрики имени Красина: васильковый, нечиненный – «Красин», красно-синий «Маяк», зеленый в желтых разводах «Рогдай» и совсем редкий: «Делегату VIII чрезвычайного съезда Советов». Так и вижу, как сидит за столом президиума, вертит этот карандаш Бухарин или Троцкий, нервничает, что-то чиркает в блокноте – слушает Сталина.
И среди них один карандаш из той самой коробки, что привез мне мой старший брат из Москвы, когда мне было десять лет. Чехословацкие цветные карандаши Bohemia. Они как-то по-особенному пахли, может, это кедр, сосна или другое необыкновенное дерево. Но именно тогда я понял, что могу изобразить что-нибудь волшебное этими карандашами.
Последний голубой карандаш, короткий, заточенный, он лежит передо мной, как волшебная палочка, которая превратила меня, обычного уральского мальчика, в художника. И я говорю спасибо этому карандашу. Всем карандашам на свете.
Пора! Начинаем рисовать, разбавляем краску водой, наносим ее на бумагу. А какая эта бумага? Ты удивишься: сколько бумаг всевозможных на свете!
Когда ты придешь в магазин, где продают бумагу, и попросишь: «Дайте мне, пожалуйста, бумагу…» – тебя спросят: «Какую?» И ты спросишь у продавцов, удивленный: «А что, разве их бывает много разных?» – «Да», – они тебе скажут.
Бумага бывает акварельная, бывает рисовальная бумага, бывает бумага для мелков, угля и сангины, бывает бумага ручного отлива, с водяными знаками «Гознак», мелованная, веленевая, энгр, агат и верже. Очень важно, на какой ты бумаге будешь рисовать. Когда-то я любил рисовать на бумаге, которая называлась «колбасной». В эту бумагу продавцы в советских универмагах заворачивали колбасу. Бумага была неопределенного серо-голубого цвета, шероховатая и с цветными вкраплениями. На ней хорошо получались рисунки углем.
Это важно – найти свою бумагу. Она поможет художнику найти нужный тон рисунка, а иногда и стиль. Мой приятель Константин Батынков предпочитает рисовать на коричневой бумаге крафт, ее используют строители, застилая полы от краски, или на одноцветных обоях. Обои обладают фактурой и тонированной поверхностью, объединяющей цвета рисунка.
До свиданья, мама. Калька, уголь, 1987.
Когда я создавал свою Большую библиотеку Водолазов, то использовал гладкую кальку, полупрозрачную бумагу, и крафт, коричневый и плотный. Из него я собирал книгу, наклеивая на страницы рисунки, сделанные на кальке с двух сторон. Бумага, краски, карандаши позволяют фантазировать художнику, помогают в поиске его собственного «я».
Так, художник Михаил Шемякин использует наждачную бумагу для рисования пастелью, а Валерий Кошляков нашел свой стиль, создавая картины на «гофре» от старых картонных коробок. Поэт и художник Дмитрий Пригов рисовал шариковой ручкой на старых газетах. А Сергей Волков – обыкновенным белым мелком на школьных досках. Это, конечно, крайности, но чем ты рисуешь и на чем – так же важно, как то, что ты собираешься изобразить.
У бумаги тоже своя судьба. Есть художники, которые не могут рисовать на новой бумаге. Они ждут, когда она состарится, пожелтеет, поживет на этом свете. А уж потом принимаются за дело. Но всегда в мастерских художников хранятся запасы бумаги. Она лежит и ждет своего часа.
Впервые я увидел множество самой разнообразной бумаги в Денвере, в магазине для художников, куда меня и моих друзей-художников Юрия Ващенко и Диму Крымова привел издатель журнала «Квантум» Джон Олдридж. Он пригласил нас на конгресс ученых со всей Америки, где мы должны были выставить свои картинки и прямо на выставке рисовать на глазах у зрителей. Он купил по нашему выбору краски, кисти и, конечно, бумагу. Я выбрал самую разную, а рисовал все равно на простой белой, а необыкновенную привез в Москву.
И сейчас, когда я открываю папку с этой бумагой, я все время думаю: что бы такое я мог на ней изобразить? И ничего мне не приходит в голову. Потому что сама бумага являет собой такую законченную форму произведения искусства, что не поднимается рука дополнить этот шедевр.
Всевозможнейшую бумагу я собираю в своей мастерской. Однажды в местечке Айла-Виста в Калифорнии художники и издатели Гарри и Сандра Риз подарили мне самодельную бумагу, сваренную из коры эвкалипта. Темного цвета, шершавая, она и сейчас пахнет тем самым калифорнийским эвкалиптом.
Часто для рисования и печати уникальных книг идет необычная бумага. Во Флоренции для книги «Божественная комедия» изготовили бумагу из старых, пришедших в негодность парусов и мореходных канатов. Это было в конце XV века. Прошло пятьсот лет, а эта бумага жива, от нее пахнет морем, и она сравнима своим величием с поэмой Данте.
