Как смотреть и понимать произведения искусств - [34]
История изобразительного искусства знает имена выдающихся графиков-иллюстраторов. Русским иллюстраторам, не только дореволюционным, но и нашим современникам, советским графикам, принадлежит в мировом искусстве одно из первых мест. Уже с начала XIX века русские графики постоянно занимались книжной иллюстрацией, обнаруживая качества проницательных и смелых интерпретаторов, дающих свое, изобразительное толкование произведениям литературы.
Книжная иллюстрация — самостоятельный вид графического искусства, имеющий свои особенности.
В задачи иллюстратора входит не только создание листов, сопровождающих текст, но и оформление книги в целом. Обложка, суперобложка, заставки и концовки, стиль графического оформления заглавных букв — все зрительные элементы в книге подчиняются той творческой интерпретации, в какой ее текст подается художником. Они составляют единство.
Для художника-иллюстратора важно обладать чувством эпохи, в которую была написана-книга, знать культуру, породившую ее. Иллюстраторы нередко используют элементы изобразительного искусства, современного тексту самого литературного произведения, вводят детали, типичные для быта того времени, передают атмосферу описанной в книге эпохи.
Художник не только должен стать самым чутким и мыслящим читателем иллюстрируемого произведения, — он должен взглянуть на него глазами творца. Но творческое прочтение произведения художественной литературы иллюстраторами разное.
Некоторые графики стремятся помочь читателю понять содержание книги в соответствии с замыслом писателя. Красота образов, самый дух художественного произведения, характер таланта писателя раскрываются этими иллюстраторами, и их создания как бы сливаются с литературным текстом.
Таковы акварели Д. Дубинского к чеховскому «Дому с мезонином»*. В этих прозрачных, легко исполненных листах есть главное — настроение новеллы Чехова, первого поэта в русской прозе, как его называл Лев Толстой. И образы героев, и окружающая их обстановка, и состояние души, охваченной первым большим чувством, были тонко переданы графиком. Он сумел выбрать важнейшие моменты в тексте, отразить в нескольких листах всю суть повествования. Дубинский взглянул на мир и людей глазами Чехова.
Есть иллюстраторы другого типа. Не строгое следование литературному тексту отличает их. Художников волнуют мысли, навеянные произведением, они развертывают в рисунках образе скорее перед зрителем, чем перед читателем.
Иллюстрированные листы такого рода могут жить отдельно от текста как станковые произведения. Текст как будто послужил лишь толчком, а на основе этого импульса художник создал свое собственное, самостоятельное творение.
Пример таких иллюстраций — листы Александра Бенуа к пушкинскому «Медному всаднику»*, акварели и живописные картины Врубеля к лермонтовскому «Демону», гравюры современного советского графика Андрея Гончарова к Шекспиру и Мериме или к эпосу «Калевипоэг»*.
Не вся полнота содержания поэмы Пушкина, но лишь одна ее тема взволновала. А Бенуа, толкнула его на создание иллюстраций. Художник хотел на основе этого произведения раскрыть те проблемы, которые интересовали его самого и его время.
Топот скачущего медного всадника, зловещие тела, холодные бездушные ночные мостовые, скорченная фигурка несчастного Евгения, — если есть в пушкинском творении нечто страшное, то именно это стало объектом иллюстраций Бенуа. Но не только безумец-герой и неумолимо летящий над ним, как крылатый гриф над жертвой, всадник, — еще один образ возникает в иллюстрациях Бенуа: Петербург, прекрасный город Петра, с его дворцами и набережными, статуями, узорными решетками, прямыми проспектами, сопровождает трагедию маленького, раздавленного человека. Величественный город, уже возникший, уже построенный, уже живущий своей собственной жизнью, присутствует при этом неравном поединке.
Художника можно упрекнуть в односторонности, он по-своему сместил акценты и, стало быть, создал сюиту иллюстраций, подающих нам пушкинские образы очень субъективно. В своих иллюстрациях Бенуа выявил во всей трагедийной силе лишь одну из линий необычайно богатого и сложного по содержанию «Медного всадника»: пушкинскую тему жестокости исторического прогресса, тему бунта индивидуальности и ее разрушения, гибели. Но ужас, которым веет от иллюстраций, говорит о том, как относится к этой теме сам Александр Бенуа, работающий в России начала XX века, в период подавления революции 1905 года. В них нет того замечательного утверждения действенной личности Петра I, которым дышит поэма Пушкина. Листы Бенуа, с их страшным, покрытым тучами небом, с черными тенями, искаженным лицом «медного всадника» — лицом тирана, с храпящим конем, нависающим над маленьким, жалким человеком, становятся для нас не меньшим, может быть, откровением, чем сама поэма Пушкина, но это образы иной эпохи.
Большим даром раскрытия глубинного содержания произведения художественной литературы при совершенно самостоятельной его интерпретации наделен советский график-иллюстратор Евгений Кибрик. Многие знакомы с работами этого художника. «Кола Брюньон», «Тиль Уленшпигель», «Тарас Бульба», «Русские былины» и «Как закалялась сталь» входят в нашу жизнь вместе с иллюстрациями Кибрика. Иллюстрации к «Кола Брюньону» Ромена Роллана были выполнены Кибриком в 1936 году. На сером холсте обложки художник глубокими черными штрихами прорисовал тяжелую фигуру Кола, его мудрое лицо мечтателя, труженика, весельчака. Кола «пьет из сердца полной чашей» старые воспоминания. И это не только сюжетное начало — это глубокий, биографический портрет Брюньона, ключ к пониманию всей веселой и умной книги Роллана.
