Как путешествовать с лососем - [43]

Не хотелось бы проявлять чрезмерный оптимизм, но и атипичная пневмония тоже исчезла. Правда, недавно она опять дала о себе знать, но это был спорадический случай. Очевидно, ее атипичность выражается еще и в этом. Ведь чтобы иметь право называться эпидемией, болезнь должна распространяться среди населения с быстротой молнии.

С этого места сообразительный читатель может сам продолжить мой список болезней, которые были объявлены эпидемиями и которые продлились если и не одно утро, то, во всяком случае, не дольше трех месяцев. Невольно закрадывается подозрение, что средства массовой информации сознательно преувеличивают масштаб подобных событий, чтобы было чем заполнить газетные страницы или минуты эфирного времени и вызвать эмоции у публики. При этом они, бесспорно, порождают имитаторов (кто-нибудь прочтет и скажет: «Какая прекрасная идея: предлагать детям конфеты» или «Здорово придумано: добавлять в напитки в пластиковых бутылках моющие средства с помощью шприца»), однако со временем психам надоедает заниматься имитаторством, а газеты и телевидение замечают, что бесконечные варианты одного и того же события перестали вызывать интерес аудитории, и вот леденящая душу история сдается в архив.

Взглянем повнимательнее на инциденты с отравленной минеральной водой: если оставить в стороне одну реальную выходку неизвестного безумца, речь в основном идет о проявлениях коллективного психоза (однажды кто-то даже потребовал сделать ему промывание желудка только потому, что вино, которое он попробовал, отдавало пробкой). Другое дело — педофилы: они действительно существуют, как существовали всегда, и, если позволить нам думать, что с этим злом покончено, мы можем ослабить бдительность, а это опасно. Но так уж устроен наш мир, и мы никак не исправимся — вопим во всю глотку, когда надо и когда не надо: «Волк, волк!», до тех пор пока кому-то это не надоест и он не перестанет нам верить, а в итоге его съедят.

2004

Как

отгородиться от карнавала, в который превратилась наша жизнь

Сейчас, когда я пишу, проходят последние дни кошмара под названием карнавал. Я стараюсь не выходить из дома, но не могу укрыться от репортажей о карнавале, которые передают отовсюду, от Виареджо до Вероны. Когда я вижу на улицах девочек, переодетых дамами XVIII века, с мушкой на щеке, и мальчишек, вырядившихся в костюм а-ля Зорро, с нарисованными сажей усиками, меня охватывает приступ ненависти к детям, что-то вроде комплекса Ирода. Впрочем, не менее нежные чувства я испытываю и к их старшим братьям, которые грустно бродят по улицам, одетые в костюм филина или Казановы или совсем по-бедняцки, с трубообразным картонным колпаком на голове и в длиннополом халате на старинный манер, сшитом из мешковины.

Моя ненависть к карнавалу вызвана тремя причинами, которые, возможно, могли бы заинтересовать какого-нибудь психиатра: меня раздражают любые формы маскирования человеческого тела; это касается не только таких эпатажных фигур, как телеведущий Платинет, но также и солидных господ в двубортных пиджаках, с крашеными волосами, и приличных дам в ярком макияже — не говоря уж о прокалывании кожи и вставлении всяких колечек и бусинок, а также о постыдных папуасских татуировках, заставляющих меня задуматься о том, не был ли все же прав Ломброзо¹. И не делайте мне дурацких замечаний, что я сам ношу бороду: борода — часть человеческого тела, как волосы и груди, более того, если кто и маскируется, то это безбородые, а тот факт, что их большинство, еще не доказывает, что они правы.

Но есть и другие, более глубокие причины, по которым карнавал в наши дни заключает в себе нечто подозрительное. Мы знаем, какой была функция карнавала в былые времена. По этой теме существует обширная литература, в которой сказано все, что можно было сказать. Не будем оглядываться на аналогичные празднества у древних, подумаем о том, как зародился карнавал в средневековом христианском мире. Чтобы понять это, нам надо взглянуть на дело не с точки зрения знатных и могущественных, а с точки зрения бедных людей. Они жили впроголодь, вставали с рассветом и ложились на закате, весь день работали, одевались кое-как, времени на развлечения не оставалось. Единственным развлечением был секс, но им было дозволено заниматься (тем, кто хотел остаться добрым христианином) только в половине дней в году (из-за Великого поста и других праздничных периодов, когда от этого полагалось воздерживаться). Какое-то разнообразие в жизнь вносила только воскресная месса с пением, но, чтобы попасть на нее, надо было жить поблизости от кафедрального собора или монастыря, обычные деревенские церкви не могли себе этого позволить.

Естественно, люди втихомолку вытворяли всевозможные безобразия, но официально рекомендовалось уделять телу как можно меньше внимания, а многие мистики и богословы смотрели на него как на мерзость.

И вот в середине той части года, которая начинается с первых осенних холодов и заканчивается августовской жарой, люди получали подарок — карнавал, островок свободы и вседозволенности, когда можно и даже нужно было развлекаться просто из удовольствия развлечься, забыть о тоскливых, убогих буднях. Это был своего рода предохранительный клапан, благословенный и долгожданный. А после него снова грусть-тоска, и так до будущего года. Карнавал был необходимым социальным установлением.