Как птички-свиристели - [7]

Поздравив Скотт-Райса с успешным выступлением, Том спросил:

— А как книгу приняли в Англии?

— Там она еще не вышла, — ответил Скотт-Райс, — предпринят маркетинговый ход. Ждут, пока о книге заговорят в Штатах.

Он поспешил сменить тему, и этот факт, а также сам тон Дэвида, все вместе выглядело очень подозрительно, но Том не стал ни о чем допытываться.

Вскоре Скотт-Райс увлеченно принялся терзать бараньи ребрышки внушительным ножом с деревянной ручкой. Он наколол на вилку аккуратный ломтик розового мяса и взмахнул им в воздухе.

— А вот ты все темнишь, — сказал Дэвид. — Что у тебя там, а? Уже прячешь где-нибудь рукопись в пятьсот листов и только запятые утром ставишь, а вечером вычеркиваешь? Навел последний глянец? Или приближаешься к заключительной сцене? Соотечественники в нетерпении!

— Ох, не знаю, — ответил Том. — Много всякой всячины… Может, из нее когда-нибудь и сложится книга. Но все это никак… не оформится.

— Знаешь, после «Тоннелей» я было подумал — ты так и останешься автором одного романа. Он же просто нечто. Чертовски здорово написан. И я даже не видел, какое тебе теперь взять направление. Будто сама вещь завела тебя в тупик. Я еще сказал себе: «Вот уж точно дописался, что дальше некуда». А тут вдруг новый роман, на военную тему. Пальчики оближешь.

— Пока, боюсь, твоим пальчикам это не грозит.

— И замысел твой носит название…

В коробке, куда Том бросал заметки, выписки, черновики диалогов, газетные вырезки и остальное, что никак не могло оформиться, раньше была бутылка вина из айдахского винограда. Сбоку на коробке красовалась этикетка «Шардоне урожая 1994 года, Чертов Каньон».

— «Чертов каньон», — засмеялся Том.

— О, заглавие сильное. Крепкое, я бы сказал.

— Эх, боюсь, книга будет его недостойна. Терпеть не могу названия, которые неоправданно много обещают. Когда мне было четырнадцать, я взял в библиотеке «Говардс-Энд». Я-то думал, это книга о парне по имени Говард и что кончил он свою жизнь плохо[15]. А читать пришлось про какой-то несчастный дом, да еще находящийся в Хартфордшире помимо всего прочего. В общем, тоска. Но мне понравился «Грозовой перевал», насколько вообще могут нравиться произведения о чьих-то домах. Другие авторы успели расхватать действительно стоящие и в то же время непритязательные названия, вот в чем беда. А на самом деле мне очень бы хотелось написать, к примеру, «Ничей дневник» или, скажем, вещь о «Человеке без свойств». И наверное, лучшей моей книгой стала бы такая, в которой если хоть что-нибудь происходит, то это уже хорошо.

Кроме Тома и Дэвида Скотт-Райса, в ресторане никого уже не оставалось. Японец давно ушел, а их официант переходил от стола к столу, многозначительно обмахивая каждый салфеткой. Между взмахами паренек бросал сердитые взгляды на Скотт-Райса, и англичанин в результате все-таки решил попросить счет.

— Сколько здесь обычно дают на чай?

— Дважды налог с продаж.

— А я умножал на три. Пусть нашего жуткого молокососа совесть замучает.

— Не дождешься.

— Ну что, по последней?

Противно несло дымом, хотя Скотт-Райс и не доставал свой «Кэмел». Том уже решил тряхнуть стариной и выпросить у Дэвида сигарету — только так удалось бы перестать ломать голову над тем, кто же здесь заядлый курильщик и где он все время скрывается.

Жадно глотая арманьяк, Скотт-Райс спросил:

— Кажется, в этом твоем университете приезжим писателям дают подзаработать? Многих пригласили?

Разморенный алкоголем, Том соображал с трудом.

— Мы бедные. У нас на подобные предприятия обычно денег не хватает. Но тут недавно пролился золотой дождик, теперь пытаемся залучить Дона Делилло[16] на месяц.

— Дождик золотой, говоришь?

— Прямо настоящий ливень, — заплетающимся языком пробормотал Том, — четыре с половиной миллиона долларов. Есть один… делец, связанный с Интернетом. Он стал финансировать университетскую программу, ни с того ни с сего, с бухты-барахты. Основал фирму, которая занимается механизмами запуска веб-сайтов. Фирма находится в Менло-Парке, в штате Калифорния, но здесь, на озере Вашингтон, этот делец строит дом и обещает пожертвовать населению ровно столько денег, сколько вложит в свой особняк.

«Контакт с социальной средой» — вот его выражение. Утверждает, будто с юных лет влюблен в литературу. А еще он индийского происхождения.

— Краснокожий, что ли?

— Да не индейского, а индийского. И в Харроу[17] когда-то учился.

Скотт-Райс аккуратно застегнул пуговицу на рубашке.

— Тогда он должен благоволить английским авторам.

— Английским, японским, южноамериканским — каким угодно. Он хочет, чтобы Вашингтонский университет оставил «глобальный след» в области современной литературы. Таковы планы нашего благотворителя.

— Он, значит, в Харроу учился?

— А потом, кажется, поступил в Стэнфорд. Или в Миддлберийский колледж. Куда-то туда.

— Сколько вы пообещали Делилло?

— Тридцать пять тысяч для начала, но, возможно, придется выложить больше.

— Боже. — Таким голодным Скотт-Райс не выглядел даже в начале ужина.

Трудно будет ему объяснить, подумал Том, что под словом «писатели» Шива Рэй подразумевал лауреатов Нобелевской премии или по крайней мере вероятных претендентов на нее, а не публику вроде Скотт-Райса. Даже на Дона Делилло индуса еле-еле уломали.