Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть - [11]

— Потому что больше не хочу видеть твоей уродливой физиономии, — сухо объяснила она. — Ты и так все эти годы был для меня обузой.[12]

И она повесила трубку.

Ладно, подумал я, сама напросилась.

Я созвал экстренное совещание из тех сотрудников, что остались мне верны — целых три человека, — и сказал им о своем плане закрыть журнал тайком от Джулии и Шарлоты. И — о чудо — они согласились мне помочь! Две недели мы тайно готовили специальный выпуск «Величайших хитов» и отправили его на печать. Как редактор я написал статью в 2000 слов, в которой заявил, что этот номер «Модерн ревю» последний, и рассказал о трагических обстоятельствах, заставивших меня пойти на подобный шаг, — любовная связь Джулии с одной из сотрудниц. На обложке журнала красовались слова: «На этом все!»

Как только номер попал в газетные киоски, пресса будто сорвалась с цепи. Если верить одному из критиков средств массовой информации, моя размолвка с Джулией привлекла такое внимание, что даже вышла на второе место после событий, происходивших в то время в Боснии. Сначала пресса выдавала всю эту историю как самую горячую новость, а потом стала задаваться вопросом, а стоило ли так подробно освещать размолвку двух журналистов. Честно говоря, я был бы не против, чтобы все прошло с меньшим шумом. Внимание общественности к моей персоне было не самым благожелательным. В то время я шутил, что хуже, чем оказаться в центре скандала, — это быть Тоби Янгом. Среди прочих оскорблений «Индепендент он Санди» даже сравнила меня с Гитлером. За неделю, в течение которой бушевал скандал, я потерял около шести фунтов — весьма эффективная диета из публичного унижения!

В каждом интервью Джулия словно заводная повторяла, что я поддался приступу гнева и развалил журнал из ревности. «Он повел себя как избалованный ребенок, которому пригрозили отобрать его любимую игрушку», — заявила она в интервью «Ивнинг стандарт».

И она была в чем-то права. Я немало попотел, создавая «Модерн ревю», и как меня за это отблагодарили? Как посмели сотрудники журнала, которых я лично вытащил из неизвестности, выступить против меня? Неужели они в самом деле считали, что Шарлота обладает энергией, терпением и талантом, которые необходимы, чтобы ежемесячно готовить журнал к изданию? Какая неблагодарность!

Но больше всего меня задело предательство Джулии. Как она могла оттолкнуть меня ради Шарлоты? Особенно после клятв в вечной и нерушимой преданности друг другу, которые мы приносили всякий раз, когда вместе напивались. Возможно, со стороны это и выглядело до абсурдного смешным, когда мы скрепляли наш пакт, проколов пальцы и прижав их вместе, но для меня в этом акте заключалось нечто реальное. Черт побери, клятва всегда остается клятвой! Когда Джулия отвернулась от меня, выбросив из своей жизни — она поступала так со всеми, о ком когда-либо заботилась, — у меня было ощущение, что бессовестная нарушила священный договор.

Почему она это сделала? Отчасти из-за скуки. Мне кажется, Джулия страдает от импульсивного желания полностью менять свою жизнь каждые десять лет. В 16 лет она убежала из дома, в 25 — ушла от первого мужа, и теперь, когда ей исполнилось 36, бросила Космо и начала новую жизнь с кем-то еще. И каждый раз она сжигала за собой мосты. По отношению к друзьям и близким Джулия проводила политику «выжженной земли» — как только ей становилось с ними скучно, она чиркала спичкой и отходила в сторону. БУМ! Всем, кто ее любил, это причиняло по-настоящему сильную боль.

Звонок Грейдона Картера заставил меня сильно понервничать, потому что я не знал, как вести себя с ним. Мне отчаянно была нужна работа, но я не хотел, чтобы он принял меня за ручную собачонку, которая готова бежать к нему по каждому свисту.

— Сколько ты будешь мне платить? — рискнул я спросить.

Грейдон отреагировал на это скептически:

— Сколько буду платить? Ты кто? Вудворд и Бернштейн?[13] Хочешь сказать, не согласишься, если я не заплачу тебе кучу денег? Мне казалось, ты хотел работать… Послушай, я не должен тебе этого говорить, но с тобой хочет встретиться Сай. А ты знаешь, он мало кого просит об этом.

Вот это да! Сай Ньюхаус-младший захотел со мной встретиться! Я начал торопливо давать задний ход.

— Неужели? Это действительно большая честь. Я с удовольствием встречусь с Саем. И мне абсолютно безразлично, сколько ты мне заплатишь…

— Послушай, я заплачу тебе 10 000 долларов, договорились?

Теперь пришла моя очередь присвистнуть от удовольствия.

Если я смогу использовать это предложение и получу постоянную работу, мой заработок составит 120 000 долларов в год. Это было бы в четыре раза больше, чем мне удалось заработать за прошлый год.

— Когда ты хочешь, чтобы я начал?

— Как насчет 5 июля?

До этого числа оставалось четыре недели. Честно говоря, я не думал, что этого времени мне хватит, чтобы уладить все свои дела перед отъездом. Особенно со своей девушкой Сири Джонсон. В Лондоне у нее была постоянная работа. Согласится ли она все бросить и поехать со мной в Америку? Не уверен.

— Согласен, — произнес я вслух.

2 Хитроу — Кеннеди

4 июля я прибыл в аэропорт Хитроу и до регистрационной стойки авиакомпании «Вирджин» добрался в состоянии легкого возбуждения. После разговора с Грейдоном мне прислали билеты на самолет, причем в премиум-эконом-класс. Для меня это стало неожиданностью. Раньше я летал только третьим классом, и возможность немного себя побаловать обрадовала. Но больше всего я надеялся, что мне удастся занять место классом повыше. Несколькими днями ранее Алекс летал в Лос-Анджелес, чтобы собрать материал о «Металлике» для «Дейли мейл». У него были билеты премиум-класса, но его посадили на более дорогое место, когда выяснилось, что в его секции все занято. Он похвастался этим сразу, как только добрался до своего отеля, и сказал, что наземный персонал автоматически сортирует пассажиров на тех, кто подходит для повышения их категории, и тех, кто нет. По его словам, им было достаточно одного взгляда на него, чтобы убедиться — он не будет выглядеть белой вороной среди пассажиров VIP-класса. «На мне был смокинг», — язвительно закончил он. Думаю, он пошутил, говоря о смокинге, но я не хотел рисковать. Поэтому на мне был твидовый костюм, а в руках я держал номер «Спектейтора».