Как писать книги - [37]

Переводчики честно передают эту милую особенность англоязычного оригинала. А поскольку мы начинали нашу фэнтези-деятельность, ориентируясь на западного старшего брата, уже пропахавшего целину, — то «генералы» и «офицеры» перекочевали и в наши тексты.

В фэнтези, если она не представляет собой волшебную альтернативу Наполеоновской Франции, нет места генералам. Там есть полководцы и военачальники. Можно найти еще какое-нибудь слово.

Я очень не люблю слово «шок». Оно тоже из другого мира, далекого от фэнтези. Оно из мира, где существуют психоаналитики и психотерапевты. Фразу «Принцесса шокировано посмотрела на Конана» я считаю неприемлемой. Принцесса может быть потрясенной, возмущенной, изумленной, разгневанной. Шокированной может быть секретарша главы финансовой компании, которую ущипнули за попу. Другой вариант — «шок от раны был так силен, что Конан потерял сознание» — тоже неприемлем. Шок от раны — это из терминологии сравнительно современного доктора. Конан теряет сознание от боли, от кровопотери, от удара по голове.

Слово «атаковать» более приемлемо, но я предпочитаю избегать его. От него несет душком военного ведомства. В нем слишком много организованности. Римляне (и воины милитаризованного фэнтези-мира) еще могут атаковать. А вот орды пиктов с пустошей — они как-то не атакуют, они, скорее, нападают, набрасываются, накидываются и т. п.

Слово «флирт» в фэнтезийном мире уместно так же, как и «атака»: если мы говорим о мире галантном, то сойдет, а если о варварско-героическом — то ни в какие ворота: «В шадизарском кабаке служанки флиртовали с наемниками» — абсолютно не так звучит.

Есть одно сомнительное слово — «солдат». Если копать глубоко, то «солдат» — это тот, кто служит за «солиды», т. е. за деньги. Кругленькие золотые монетки, похожие на солнышко («sol»). Правильно называть солдатом капитана Алатристе. Правильно называть солдатами людей, которых его величество король Конан нанял за деньги и вывел на поле боя, чтобы сразиться с врагами Аквилонии. Но правильно ли называть солдатами жителей фэнтезийного (условно-средневекового) мира, которые защищают свою родину от монстров-захватчиков? Сомнительно. Но тут вопрос в том, насколько глубоко вы копаете и докапываетесь ли вы до истинного значения этого слова. В принципе, можно и не докапываться.

Ведь в то же время мы говорим — «солдаты Римской империи». Они получали (зар)плату. Мы говорим — «солдаты Второй мировой», и это совсем другое, они сражались не за плату. Но тоже были солдатами. И какой-нибудь маршал, весь в орденах, гордо говорил о себе: «Я — солдат».

Слово «солдат» балансирует на грани узкоспециального термина и общеупотребительного, нейтрального слова. Пользуясь им, полагайтесь на свое чутье. Важно чувствовать, к стилистике какого мира близок ваш фэнтезийный мир. Слово «солдат» придаст ему ту или иную окраску. Это необходимо чувствовать, а почувствовав — просчитать, насколько вам это важно. Бездумное употребление подобных слов ни к чему хорошему не приводит: краски смазываются, картина мира становится менее выразительной. Если сомневаетесь, замените «солдат» на «воинов».

Термины, просторечия и канцеляриты — лексика довольно узкого применения. Каждое из этих слов несет сильную нагрузку, гораздо большую, чем слова нейтральные. Они протаскивают за собой в текст целую толпу, если можно так выразиться, родственников: за каждым — большой хвост ассоциаций. Эти ассоциации необходимо отслеживать и отдавать себе в них ясный отчет. Понимать, нужны они в тексте или не нужны.

Когда вы пишете «потоком», когда гонитесь за возникшими в душе образами, мыслями, картинками, — могут проскочить какие угодно слова. Но потом — да и в процессе написания тоже, — необходимо трезво и холодно прочитать: необходимо вам такое слово или нет, необходим вам такой прием или нет, на месте стоит запятая или не на месте. Я категорически против чисто интуитивного творчества, автор должен иметь холодную голову, как идеальный чекист.

Отдельно следует поговорить о ругательствах.

Начну с неприличных слов. Да, я их употребляла в печатном тексте. В двух вещах: в «Мракобесе» и «Вавилонском цикле». Если посмотреть на дату написания, то можно увидеть, что они писались практически одновременно: 1994-95 годы. Это было время создания «Третьего романа», принципиально новой вещи, написанной после серьезного внутреннего перелома. Очень важно отметить, что это вещи, написанные исключительно для себя, не на заказ. Еще одна их особенность — они были экспериментальными. Попросту говоря, я проверяла, «как далеко можно зайти слишком далеко». Практика показала, что можно зайти куда угодно, однако мне не очень понравилось. Сейчас я уверена, что могла бы написать эти вещи вообще без нецензурных выражений, создав имитацию — причем имитация работала бы не хуже, а, может быть, и лучше прямого мата. Есть эти выражения и в «Анахроне» — причина та же, мы писали мэйнстрим, и при том не боялись заходить слишком далеко. Причем при подготовке второго тома для публикации Беньковский сократил обсценную лексику до минимума, и я его поддержала.