Когда Яшка, бледный и чистенький до неприличия, на свое судно возвратился, ремонт почти закончился. Пробоину пониже ватерлинии хорошо залатали, заварили. Боцман привычно от краски вытер ветошью пальцы, пожал Яшке до боли руку. Старпом Володя, кэп теперешний, поулыбался, покивал приветственно. Механик тоже поприветствовал, но все-таки не удержался: «Зачем тогда к щиту полез?!» Альфредыч от механика потащил Яшку за собой:
— Пошли ко мне! У меня есть чем встретить… Посидим, покалякаем.
В каюте он выставил на стол початые пол-литра, на табурет гостя усадил, в граненые стаканчики подул санитарии ради.
— А м-мне н-нельзя, — Яшка сказал. — П-пред-дупредили…
— Ну и не надо. Я выпью. — И выпил, ближе пододвинулся. — Скажи, там есть чего-нибудь? Ну, ТАМ, понял? Ты ж без дыхания был совсем! Это же я тебя откачивал, вытаскивал ОТТУДА! Изо рта в рот тебе дышал. Моим дыханьем ты… Мне одному скажи — чего ТАМ? Чего-нибудь есть все же или?..
Яшка, конечно, понял сразу, но молчал и погружаться сейчас снова в ТО совсем не собирался. Встал. А боцман Альфредыч, прошедший «Крым и рым», вскочил в смущении, засуетился.
— Чего ты, паря?.. Нельзя? Не хочешь? И не надо. Вот… На тебе. — Он вытащил из рундука гитару. — Смотри, как я отремонтировал, лаком покрыл… Она от воды треснула маленько, да это ничего, звучнее будет.
Яшка, не думая, автоматически принял дар, но сразу же, как пальцы обхватили гриф, вспомнилось, что с гитары-то и началось! Она — предвестница! И ТО вдруг непрошено вспомнилось, и будто возвратилось…
— Н-на! З-заб-бери. Н-не надо м-мне… А ч-чего ТАМ есть — время придет и сам уз-з-знаешь!
— Ну что ты?.. — Альфредыч взял гитару. — Успокойся. До свадьбы все… Вот как в стармехи выйдешь, так забудешь заикаться.
И мудрый боцман оказался прав. Даже вторым механиком еще Яков забыл о заикании. Ну, а когда стармехом стал — уже другие заикались перед ним.
А вот теперь на пенсии что-то снова начал заикаться. Это, наверное, потому, что о самом главном спросить некого. Тот, кто знает, уже не скажет. Ни тетя, ни Альфредыч, ни та же Вика.
