Как ненасилие защищает государство - [24]

Кто-нибудь может представить себе революционных активистов, заявляющих, что им нужно активнее действовать, чтобы каждый участник мероприятия ударил копа или швырнул в витрину кирпич? Напротив, большинство анархистов и других воинственных активистов из кожи вон лезут, сотрудничая с пацифистами и обеспечивая на общих демонстрациях «безопасное место» для людей, избегающих конфронтации, боящихся жестокости полиции или особенно уязвимых для легальных санкций. Пацифизм идёт рука об руку с попытками централизовать и контролировать движение. Этот концепт изначально авторитарен и несовместим с анархизмом, поскольку лишает людей права на самоопределение в направлении своей борьбы.[115] Склонность пацифистов полагаться на централизацию и контроль (с руководством, способным предпринять «активные усилия» для «предотвращения деструктивного поведения») работает на проводников воли государства внутри движения, консервирует иерархические структуры и оберегает их для посредничества в переговорах с государством (а также в репрессиях).

История показывает, что, если у движения нет лидера, государство его изобретает. Государство жестоко ликвидировало антииерархические профсоюзы начала XX в., одновременно склонив к переговорам, возвысив и купив руководство иерархических профсоюзов. Колониальные режимы назначали «вождей» безгосударственным обществам, у которых их раньше не было, для введения политического контроля в Африке или заключения обманных договоров в Северной Америке. Социальные движения, лишённые руководства, крайне трудно репрессировать. Тенденции пацифизма к переговорам и централизации облегчают усилия государства по манипулированию мятежными социальными движениями и их кооптации; они также облегчают для государства задачу подавления движения в случае необходимости.

Но видение пацифистами социальных изменений исходит из привилегированной позиции, в которой полноценные репрессии со стороны государства не являются реальной угрозой. Эссе по стратегии ненасилия, которое очень рекомендовали знакомые пацифисты, включает в себя диаграмму. Ненасильственные активисты слева, их оппоненты, видимо, реакционеры, справа, а неопределившиеся третьи стороны находятся посередине.[116] Все три сегмента равномерно расположены вокруг явно нейтральной, «принимающей решения» власти. Это предельно наивный и привилегированный взгляд на демократическое правительство, в котором все решения принимаются большинством и где, в худшем случае, практикуется ограниченное насилие, и только из соображений упорного консерватизма и нежелания менять статус-кво. Диаграмма предполагает общество без расовой и классовой иерархии; без привилегированных, властных и жестоких элит; без корпоративных СМИ, контролируемых интересами государства и капитала, готовых редактировать мнение граждан. Такого общества, как на этой диаграмме, не существует среди индустриальных капиталистических демократий.

В такой модели социальной власти, революция является поучительной пьесой, кампанией по разъяснительной работе, которую можно выиграть «способностью страдать с честью (например, студенты в борьбе с сегрегацией сидят в буфете „только для белых“, терпя вербальные и физические нападения), чтобы привлечь сострадание и политическую поддержку».[117] Прежде всего, эта модель предполагает восприятие государства как чего-то удивительно доброжелательного, что странно соответствует тому, каким государство представляет само себя в школьных учебниках по правоведению. В этой картинке правительство является нейтральным и пассивным институтом, принимающим решения под давлением общественности. Оно выглядит в лучшем случае честным, а в худшем — находящимся в тисках культуры консерватизма и невежества. Но ни в коей мере не структурно направленным на подавление. Во-вторых, эта схема моделирует поведение пацифистов как оказание давления и переговоры с принимающей решения властью, которая, на самом деле, сознательно связана собственными интересами, готова нарушить любой неудобный закон, ей же ранее установленный, а также структурно интегрирована в системы подавления и угнетения, от которых она зависит и которые, прежде всего, и вызвали к жизни социальное движение.

Современные правительства, долго изучавшие методы социального контроля, уже не рассматривают спокойствие как стандартное состояние общества, прерываемое только внешними раздражителями. Теперь они понимают, что естественным состоянием мира (как я бы добавил, созданного ими мира) является конфликт: восстание против их правления неизбежно и постоянно.[118] Управление государством стало искусством постоянного улаживания конфликта. Пока восставшие продолжают нести оливковые ветви и наивно смотреть на борьбу, государство знает, что оно в безопасности. Но те же самые правительства, чьи представители проводят вежливые беседы с сознательными голодовщиками (или грубо отклоняют их требования), постоянно шпионят за оппозицией. И они учат своих агентов антипартизанским карательным операциям — методам войны, позаимствованным из войн на уничтожение, которые велись для подчинения мятежных колоний от Ирландии до Алжира. Государство готово использовать эти методы против нас.