Как ненасилие защищает государство - [22]

Белые пацифисты, протестующие против милитаризма США, никогда не смогут добиться того, чтобы полиция или Национальная гвардия хотя бы обеспечивали соблюдение закона — изъяв оружие, запрещённое конвенциями, или закрыв военные школы, учащие солдат техникам пыток. Правительство же по-прежнему имеет свои выгоды, потому позволяет проводить эти бесполезные демонстрации. Разрешение ненасильственного протеста улучшает имидж государства. Вольно или невольно, ненасильственные протестующие играют роль лояльной оппозиции в спектакле, драматизирующем инакомыслие и создающем иллюзию того, что демократическое правительство не является элитистским и авторитарным. Пацифисты выставляют государство милостивым, давая власти шанс потерпеть критику, на самом деле не представляющую угрозы продолжению её функционирования. Живописный, сознательный, пассивный протест перед военной базой только улучшает PR-имидж армии, ведь, конечно, только справедливая и гуманная армия будет терпеть акцию протеста перед своими воротами. Такой протест похож на цветок, засунутый в дуло винтовки. Он не лишает винтовку возможности стрелять.

Демонстрация «Оккупай Окланд», США.

Чего пацифисты никак не могут понять, так это того, что гласность не даёт нам власти и она не равна свободе. Гласность является привилегией[108], которая может быть — и бывает — отнята правительством, когда ему это выгодно. Государство имеет неоспоримую власть отнимать наши «права», и история регулярно демонстрирует примеры использования этой власти.[109] Даже в повседневной жизни, если мы пытаемся говорить всё, что хотим, боссам, судьям и полицейским и не оказываемся раболепно близки к ним, честность и свободный язык влекут за собой тяжёлые последствия. В ситуациях социальной нестабильности, ограничения на «свободу слова» становятся ещё более определёнными. Взгляните на аресты активистов, выступавших во время Первой мировой войны против призыва в армию, и на людей, которых арестовали в 2004 г. за то, что они держали протестные транспаранты на мероприятиях, где выступал Буш. «Свобода слова» свободна только до тех пор, пока не является угрозой и не связана с возможностью вызова системе. Максимальной свободой слова за всю свою жизнь я пользовался в спецблоке (одиночной камере максимальной безопасности) федеральной тюрьмы. Я мог кричать и вопить всё, что хотел, даже ругаться на охранников, и (кроме случаев, когда мне удавалось найти особенно креативный способ разозлить их) они меня не трогали. Какая им разница: стены были каменными, а мои слова оставались всего лишь сотрясанием воздуха.

Сотрудничество, которое возможно только с мирными протестующими, помогает гуманизировать политиков, ответственных за чудовищные деяния. На массовых акциях протеста против общего съезда «Республиканской партии» в 2004 г. мэр Нью-Йорка Блумберг выдал специальные значки ненасильственным активистам, объявившим, что они будут вести себя мирно.[110] Блумберг заработал политические очки, представ модным и гибким, хотя его администрация принимала крутые меры против несогласных в течение недели протестов. Пацифисты получили дополнительный бонус: любой, носящий этот значок, получал скидки на десятки бродвейских шоу, в отелях, музеях и ресторанах (подчеркивая тем самым, насколько пассивный парад ненасилия встроен в систему как стимул экономики и оплот существующего порядка). Как выразился мэр Блумберг: «Скучно протестовать на пустой желудок».

Так протесты против съезда республиканцев в Нью-Йорке недалеко ушли от обычного развлечения — развлечения для студентов колледжей, представителей «Партии демократов» и активистов «Партии зелёных», разгуливавших с умными табличками рука об руку с близкими им «просвещёнными» прогрессистами. В течение предшествующих недель (системными левыми и полицией) были предприняты огромные усилия в попытках отчуждения и исключения более воинственных активистов. Кто-то, располагающий немалыми ресурсами, распространял в выходные перед съездом тысячи брошюр, идиотски заявляющих, что насилие — скажем, беспорядки — улучшит имидж Буша (хотя на самом деле, беспорядки, хотя и не помогли бы «Партии демократов», но омрачили бы образ Буша как лидера и «объединителя»). Брошюра также предупреждала, что любой, отстаивающий агрессивные тактики, скорее всего — агент полиции. Марш закончился, и люди рассеялись в самом изолированном и наименее конфронтационном из всех возможных мест в городе, наполненном зданиями, представляющими государство и капитал, — на «Большом лугу» Центрального парка (другие протестующие, что симптоматично, сбились на «Овечьем лугу»). Танцы и праздник длились до глубокой ночи, сопровождаясь такими просветлёнными мантрами, как «Мы прекрасны!».

Протесты во время съезда Республиканской партии, Нью-Йорк, 2004 г.

Затем, на той же неделе, «Марш бедных» был многократно атакован полицией, проводившей целенаправленные аресты активистов, одетых в маски или отказывающихся от обыска. Участники марша договорились действовать ненасильственно, поскольку в марше участвовало много таких людей, как иммигранты и цветные, за которых организаторы марша проявляли нарочитое беспокойство по причине их большей уязвимости перед полицией. Но когда активисты — мирно — окружали сотрудников полиции, пытаясь не допустить происходящих задержаний, от них требовали двигаться дальше, игнорируя аресты участников марша, причём «миротворцы» и полиция кричали толпе одинаковые сообщения («Двигайтесь дальше!», «Следуйте по маршруту!»). Естественно, все попытки примирения и деэскалации провалились: полиция проявила столько насилия, сколько хотела.