Как Иван "провел время" - [12]

Шрифт
Интервал

XI

Иван отошел от стола и остановился в проходе посреди трактира, оглядывая гостей.

Ему хотелось выпить. Он чувствовал, что не дошел до дела, не совсем еще озверел, и что все тот далекий, осторожный голос нет-нет, да и шепчет ему: «Брось, уйди, нехорошо»…

«Занять бы у кого на косушку, — с тоской и злобой думал он, оглядываясь кругом, — да не даст ни один чорт!..»

— Иван Григорьич! — окликнул вдруг его кто-то с того конца, из полутемного угла, — ты что стоишь? Иди сюда, дело есть.

Иван пошел на голос, туда, откуда его окликнули, и, подойдя к столу, стоявшему в самом заднем углу, увидал, что за столом сидят двое… один, тот, который его окликнул, телятник, барышник Осип, а другой — какой-то огромного роста, незнакомый ему, косматый мужик.

— Ты что бродишь? — с улыбкой спросил Осип. — Аль потерял что?.. Садись!

— Чего садиться-то?.. Денег нет, — ответил Иван. — Хотел у того, вон, чорта спросить, не дает… провались он, анафема!

— Садись, садись, — не переставая улыбаться, сказал опять барышник, — найдем и денег, коли надо…

Он помолчал немного, глядя на Ивана, скаля белые ровные зубы, и спросил, понизив голос:

— А что, я слышал, будто ты быка продаешь?

— Купить хошь? — спросил Иван, садясь рядом с косматым мужиком. — Продаю.

— Много ль ему время-то?

— Летник… бык хороший.

— А цена как?

— Давай три красных.

— Эк ты, очумел!

— Ничего не очумел, а так точно. Мне в городе Попов, не глядя, четвертной билет давал с моей только доставкой… да я не отдал. Мне пока нужды нету, сена хватит… додержу до весны — каки деньги схвачу.

— Нужды нету, а продаешь! Чудак, будет тебе арапа-то строить. Жевать-то, чай, что-нибудь надо!.. Знаем мы!.. Другому поди расскажи, как ты женился, а мы знаем… Ну, хошь двадцать, а? Не глядя, а? Сичас задатку дам, угощу.

Иван задумался и потом, проведя рукой по лицу, как-то еяло и неохотно сказал:

— Баба там… как она… посоветоваться.

— Что ж тебе баба?.. Баба — баба и есть… ты хозяин, твое добро.

— Так-то так, — согласился Иван и вдруг почувствовал, что его точно озарило. В пьяную голову неожиданно вошла мысль, от которой он сразу повеселел.

«Чего я… — подумал он. — Возьму задаток… наплевать… а опосля скажу: «Пьяный, мол, был, ничего не помню». Пущай судится… и на суде скажут: «Не видал, мол ты, с кем дело имел. С пьяным дело не делают!»

— Дешево, — сказал он, — прибавь.

— Ладно, полтинник накину… Двадцать, значит, с полтиной, а? Так, что ли?..

— Угощенье твое.

— Да уж это самой собой. Стало быть, по рукам?

— Да уж что с тобой делать?.. Бык-то хорош… жалко!..

— Да и цена-то хороша. Много ль тебе задатку-то?.. На целковый… будет? Послезавтра приеду — все получишь.

Иван промолчал. Барышник достал из кошелька рублевку и, подавая ее Ивану, сказал, обернувшись к своему соседу, косматому мужику:

— Дядя Руф, гляди, вот даю целковый задатку за быка… коли что — будь свидетель.

— Ладно… вижу, — осипшим голосом и как-то точно с трудом вымолвил дядя Руф, — вижу… небось, дело видимое.

— Так-то оно так, — сказал барышник, — а все-таки для всякого случая… для верности, тоись… Ну, вы посидите чуток, — поднявшись с места, добавил он, — а я пойду насчет того-с… Дакась чайник-то… вроде как за кипятком.

— Ты тому чорту-то не говори, — кивнул Иван по направлению, где сидел Чалый, — ну его к чортовой матери!

— Чего нам говорить? Это дело до него не касаемое.

— Ему везде касаемое… ко всякой дыре затычка.

Барышник взял со стола чайник и пошел к стойке, где сидел Чалый. Подойдя, он наклонился к нему и стал что-то говорить. Чалый слушал и раза два исподлобья боком посмотрел туда, где остался с косматым мужиком Иван.

«Обо мне говорит, — подумал Иван и про себя засмеялся. — Небось, рапортует — быка, мол, продал… хы… дери вас чорт. Ладно… продал кто-нибудь за меня… получай… ты вина-то неси, а там увидим…»

XII

Барышник принес в чайнике водки и на закуску селедку, разрезанную на куски и положенную вместо тарелки на толстую синюю «сахарную» бумагу.

— Вот, — сказал он, положив ее на стол, — закусить взял… штука важная… пятилтынный…

— Врешь? — усомнился дядя Руф. — Что больно дорого?..

— Сичас издохнуть, не вру! Поди спроси.

— Да мне что?.. Я так… Наливай-ка дерьма-то, — добавил он, кивнув на чайник. — Много ль?

— Бутылку.

— Ну, на троих в самый раз… достаточно… так точно будет… накладай… Небось, трое-то стронем, и кнута не надыть… эх, хе, хе! И, сукины мы, погляжу я, ребята, дети… ей-богу… Дома вон у меня, можно сказать, не похвалюсь, вша одна да клоп, а я водочку. Н-да! А все отчего? Все с нужды, с неприятностей… Нету ничего — и пью, а будь всего достаточно — не стал бы… Сидел бы дома… любота! А то… эх, хе, хе!..

— Верно, — согласился Иван, — за коим бы чортом я сюды пошел… с тоски идешь… Думаешь, как-никак время провесь… смерть ведь так-то, как мы-то дома-то…

— Да уж что толковать, надо бы хуже, да нельзя. Накладай! — опять сказал он барышнику.

Барышник налил чашку.

— Таскай, — сказал он Ивану, — кушай…

Иван выпил и не стал закусывать, а сейчас же торопливо свернул курить и начал жадно и часто глотать дым. Барышник налил Руфу и потом себе.

— Повторить, что ли? — спросил он, выпив.


Еще от автора Семен Павлович Подъячев
Разлад

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести „Мытарства“, „К тихому пристанищу“, рассказы „Разлад“, „Зло“, „Карьера Захара Федоровича Дрыкалина“, „Новые полсапожки“, „Понял“, „Письмо“.Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.


Понял

ПОДЪЯЧЕВ Семен Павлович [1865–1934] — писатель. Р. в бедной крестьянской семье. Как и многие другие писатели бедноты, прошел суровую школу жизни: переменил множество профессий — от чернорабочего до человека «интеллигентного» труда (см. его автобиографическую повесть «Моя жизнь»). Член ВКП(б) с 1918. После Октября был заведующим Отделом народного образования, детским домом, библиотекой, был секретарем партячейки (в родном селе Обольянове-Никольском Московской губернии).Первый рассказ П. «Осечка» появился в 1888 в журн.


Среди рабочих

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.


Зло

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.


Письмо

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.


Семейный разлад

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.


Рекомендуем почитать
Последнее свидание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Князь во князьях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Захар Воробьев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.