Как Иван "провел время" - [11]
— Чего ему подносить-то? — вступилась в разговор работница. — Будет с него… подали баранку — ступай вон!.. Поднесешь ему, а он нажрется, будет здесь валяться, как падаль какая… блявать начнет, а я подчищай за каждым чортом. Видали мы эту падаль-то…
Иван обернулся к ней и посмотрел. Она глядела на него прищурясь и скалила зубы. Иван почувствовал сразу, как у него что-то прихлынуло к горлу и стало душить. Он весь затрясся и, захлебываясь, стараясь выговорить: «Я падаль… так я падаль», размахнулся и ударил ее кулаком по лицу…
— О-о-о-х! — охнула она и упала на пол, уронив скамейку.
— Вот тебе падаль! Вот тебе падаль! — зарычал Иван не своим голосом, превратившись сразу в какого-то страшного зверя и забывая все. — Я тебе покажу падаль!.. Я тебе покажу!.. Убью!..
— Хо-хо-хо! Ох, хо-хо-хо! — заржал довольный Руль. — Ловко!..
Учитель схватил обезумевшего, ругавшегося Ивана сзади за руки и начал толкать в дверь.
— Сволочи вы все-то тут! — орал Иван, упираясь. — Я зачем пришел? Ты думаешь, вина твоего не видал?.. Я так пришел… думал поговорить… думал время провесть… А вы вона!.. Сволочи!..
Ему вдруг стало так горько и обидно и жалко самого себя, что он заплакал.
— Иди, иди, иди! — кричал учитель, толкая его сзади…
— Не толкайся… пусти!.. Пусти, говорят! Я и так уйду — без толканья…
— Уходи! Уходи! Уходи! Ну тебя к чорту!.. У меня гости…
— А-а-а, гости!.. У тебя гости, а я, стало быть, не гость… не человек я… мужик… конфузно! Ко мне, небось, придешь — мне не конфузно…
— Приходи трезвый…
— А-а-а, трезвый! А-а-а, трезвый… А ты знаешь — может, не я пью-то, а горе мое пьет!.. Сладко мне, сладко!.. Ты не толкайся! — закричал он еще шибче, вырвавшись и грозя кулаком. — Помни… помни, сволота проклятая!.. Провалиться бы вам всем тут, дармоедам!..
Он, шатаясь, вышел, хлопнув за собой дверь.
X
На улице было темно, холодно, ветрено. Но Иван не чувствовал холода. Его душили злобные слезы. Пароксизм дошел до высшей степени, и им овладело настоящее дикое и страшное бешенство.
Он остановился перед окнами школы на улице и, плача и грозясь кулаками в окна, выкрикивал на всю улицу ругательства…
Он долго стоял так и ругался, изливая свою злобу. Потом повернулся и, спотыкаясь в потемках, не переставая бормотать ругательства, отправился вверх по улице, туда, где был трактир.
Выходя из квартиры учителя, он не успел или не мог застегнуть полушубок и теперь шел нараспашку, прямо навстречу холодному, сильному ветру.
Все окна трактира, выходившие на улицу, были освещены, а около и дальше в поле было темно, холодно, печально, страшно.
Иван подошел к двери и с трудом отворил ее.
Трактир был переполнен народом. «Гости» шумели, точно пчелы в улье. Вонючий, удушливый смрад, похожий на туман, стоял в воздухе.
Хозяин Чалый сидел на своем обычном месте, около стойки, и по обыкновению «пил» чай. С ним сидел какой-то толстый, с черным лицом и глазами навыкате мужик, одетый в серую новую поддевку. Оба они о чем-то, близко подсев друг к другу, негромко разговаривали. На столе стояла на тарелке какая-то закуска и лежал фунт баранок, нанизанных на широкую рыжую мочалку.
Увидя вошедшего Ивана и, очевидно, сразу поняв, в каком он состоянии, Чалый нахмурил сильнее, чем они были всегда, брови и отвернулся немного в сторону, делая вид, что не замечает его.
Иван подошел к столу и, не снимая с головы шапку, сказал:
— Почтение!.. Приятного аппетиту… с праздником!..
Чалый повел на него глазами и, немного помолчав и все больше хмурясь, сказал:
— Сыми колпак-то! Не видишь бельмами икону-то?.. Аль указать?..
Иван покорно и торопливо сдернул с головы шапку.
— Что больно грозно? — сказал он и улыбнулся.
— А ты где это нажрался?.. С какой такой с радости?.. Долги отдавать вас нету, а на вино находится!
— В гостях был.
— Ну, и сидел бы там, в гостях-то!.. А сюды за каким рожном приполз?..
— Стало быть, надо, — сказал Иван, глядя на него и чувствуя, как утихшая было злоба снова охватила его сердце. — Жалко, место просижу. У учителя был — и то не гнали, — зачем-то соврал он, — дьякон там, гости… порядочные люди, не тебе чета… А ты что за гусь?..
Чалый опять тяжело посмотрел на него из-под нахмуренных бровей и, помолчав и побарабанив по столу короткими пальцами с обгрызанными ногтями, сказал:
— Шел бы ты домой от греха…
— О-о-о! — задорно воскликнул Иван, — А то что будет?.. Ударишь, что ли?..
— Нехорошо будет, — сказал Чалый и, отвернувшись, начал говорить что-то сидевшему с ним мужику.
— Чайку бы ты мне велел собрать, — сказал Иван, — а?
— Мы задаром чаем не торгуем.
— Отдам.
— Давай!
— Сичас нету.
Чалый засмеялся.
— Нету, а в трактир идешь?.. За каким ты, говорю, чортом в трактир идешь, а?.. Прохвосты! Много вас тут… шатия чортова! Коли хошь сидеть — сиди смирно… Может, кто и напоит задаром, а у меня этой привычки нету. Отойди от стола, — твердо и властно добавил он, — не лезь, у меня дело…
— Ну, ладно… ладно, помни, — с еще более охватившей его злобой сказал Иван, отходя от стола, — помни!..
Чалый посмотрел на него, хотел что-то сказать, да раздумал, ничего не сказал, а только как-то передернул плечами, и, вздрогнув, точно ему сразу сделалось холодно, опять торопливо заговорил с мужиком.
В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести „Мытарства“, „К тихому пристанищу“, рассказы „Разлад“, „Зло“, „Карьера Захара Федоровича Дрыкалина“, „Новые полсапожки“, „Понял“, „Письмо“.Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.
ПОДЪЯЧЕВ Семен Павлович [1865–1934] — писатель. Р. в бедной крестьянской семье. Как и многие другие писатели бедноты, прошел суровую школу жизни: переменил множество профессий — от чернорабочего до человека «интеллигентного» труда (см. его автобиографическую повесть «Моя жизнь»). Член ВКП(б) с 1918. После Октября был заведующим Отделом народного образования, детским домом, библиотекой, был секретарем партячейки (в родном селе Обольянове-Никольском Московской губернии).Первый рассказ П. «Осечка» появился в 1888 в журн.
В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.
В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.
В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.
В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.
Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».