Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [89]

Надежды заговорщиков на то, что социал-демократическое руководство отступит, полностью оправдались. Правление СДПГ фактически капитулировало раньше, чем реакция нанесла удар. 16 июля, когда в Берлине уже буквально все говорили, что Папен хочет назначить имперским комиссаром Пруссии самого себя, оно решило, «что бы ни случилось, не покидать правовой основы конституции» ⁵⁶.

Как и всегда в таких случаях, руководство СДПГ выступило с «грозным» заявлением о своей готовности бороться. Но заявление это предназначалось только для того, чтобы показной решимостью на самостоятельные действия удержать сторонников социал-демократии от совместных действий с коммунистическими братьями по классу. Ссылаясь на жалкий конец капповского путча, «Форвертс» намекнул, что в случае необходимости социал-демократия может прибегнуть для защиты конституции к всеобщей забастовке, но тут же добавил по адресу коммунистов: «Мы не позволим путчистам притупить это самое крайнее, решающее оружие пролетариата» ⁵¹.

Однако через три дня, 20 июля 1932 г., когда реакция показала, что она всерьез намерена нарушить конституцию, руководство СДПГ от своих угроз всеобщей забастовкой отказалось. В этот день Папен сначала сместил прусского министр-президента социал-демократа Брауна (который в этой напряженной ситуации даже не счел нужным прервать свой отпуск) и его министра внутренних дел социал-демократа Зеверинга. Через несколько часов он разогнал весь прусский кабинет. В ответ Правление СДПГ опубликовало обращение, в котором говорилось: «Борьба за восстановление упорядоченных правовых условий в Германской республике должна со всей силой вестись прежде всего как избирательная борьба… Несанкционированным лозунгам со стороны тех, кто не имеет на то полномочий, следует оказывать сопротивление!» ⁵⁸

Позорные события, происходившие 20 июля в Берлине в имперской канцелярии, прусском министерстве внутренних дел и полицей-президиуме, описаны много раз ⁵⁹. Зеверинг сначала заявил Папену и Брахту, что уступает силе, но затем согласился, что в качестве такой «силы» будет достаточно всего двух полицейских офицеров, которые «с наступлением темноты» незаметно выведут его из здания правительства. Полицей-президент Берлина, функционер СДПГ Альберт Гржезински по телефону заверил генерал-лейтенанта рейхсвера Герда фон Рундштедта (будущего фашистского генерал-фельдмаршала), которому было поручено осуществить введение поспешно объявленного чрезвычайного положения: он готов делать все, что ему прикажут! Затем он пустился в рассуждения с командующим полицией полковником Хаймансбергом и начальником политической полиции Вайсом насчет того, совместим ли их уход в отставку с их «честью» и как это отразится на их будущей пенсии. Засим три так называемых сильных человека берлинской полиции некоторое время побыли под «почетным арестом», а еще через несколько часов благополучно возвратились по домам.

Совсем по-иному восприняли покушение на последний бастион республики рабочие массы, в том числе социал-демократические. Они поняли: дело идет не о судьбе нескольких социал-демократических министров и полицейских офицеров, а о выходе реакции на финишную прямую, ведущую к открытой фашистской диктатуре. Когда в полдень в Берлине, а немного погодя и в других городах Германии стало известно о введении осадного положения и смещении прусского правительства, сотни и тысячи людей стали собираться на улицах, в правительственном квартале, перед социал-демократическими «локалями» (пивными) и на сборных пунктах «Рейхсбаннера». В предчувствии крупных исторических событий возникали бурные споры, взвешивались шансы, а нацисты ждали сигнала своего «фюрера».

В середине дня появился экстренный выпуск «Роте фане» с призывом ЦК КПГ к рабочим Германии. В нем государственный переворот в Пруссии характеризовался как установление военной диктатуры. Всеобщая забастовка была названа в нем единственным оружием против деспотического режима. К11Г потребовала отмены осадного положения и смещения правительства Папена, свободы печати и демонстраций, отмены реакционных, антисоциальных чрезвычайных распоряжений, разоружения контрреволюции и запрещения фашистских террористических организаций.

«Коммунистическая партия, — говорилось в обращении, — перед лицом всей пролетарской общественности обращается к Социал-демократической партии Германии, к АДГБ, к «АФА-бунду»[20]: готовы ли они вместе с Коммунистической партией провести в поддержку этих требований всеобщую забастовку, отвечающую стремлению многомиллионных масс, а также и социал-демократических рабочих и рабочих, состоящих в свободных профсоюзах? Коммунистическая партия обращается к рабочим, работницам, молодым рабочим всей Германии с призывом развернуть под знаком Антифашистской акции снизу, путем широчайшего развертывания инициативы масс на предприятиях и в конторах, на пунктах регистрации безработных и в деревне массовую борьбу против установления фашистской диктатуры, а также против кровавого террора гитлеровского фашизма и немедленно организовать всеобщую забастовку»⁶⁰.