Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [16]

Когда разглядываешь сегодня фотографии более чем шестидесятилетней давности, невольно спрашиваешь себя: каким же образом этому производившему столь комичное впечатление председателю НСДАП, одетому в какой-то нелепый, словно маскарадный дождевик, с клоунскими усиками и напомаженным пробором удавалось владеть аудиторией и устанавливать с ней контакт? Вполне возможно, на первых порах нацистский главарь извлекал пользу даже из своей невыигрышной внешности, совершенно не соответствовавшей тому водопаду слов, который он обрушивал на слушателей. Недаром Дрекслер однажды сказал о нем, что такой хорошо подвешенный язык наверняка принадлежит продувной бестии. Полуобразованный Гитлер умел произвести иа своих слушателей, как правило стоявших на еще более низком образовательном уровне, желаемое впечатление целыми пирамидами понятий, высокопарной апелляцией к первозданным силам и мнимым «железным законам бытия». Он создал себе репутацию неуязвимого оратора, который за словом в карман не лезет, и эта репутация работала на него.

Значительную роль играла и та (первоначально по большей части неумело применявшаяся всеми «немецко-социалистскими» партиями) новомодная митинговая стратегия, которую Гитлер, возглавив фашистскую партию и став профессиональным демагогом, неустанно совершенствовал. Теперь он вел себя на митингах как режиссер-постановщик явно рассчитанных на эффект суперспектаклей, чутко улавливая все то, что эмоционально воспринималось обывателем, выбитым революцией из привычной колеи. Ведь с этим обывателем его самого связывали родственные узы: прошедшее под сенью католицизма детство, плебейское прозябание на задворках кайзеровских дворцов, животный страх перед смертью на фронте, гнетущая боязнь непостижимого послевоенного хаоса и страх перед силой рабочих масс, все громче заявлявших свое право на политическое руководство страной. В те годы он, по его собственному признанию, нередко часами простаивал на улицах и, едва сдерживая ярость, смотрел, как мимо него сплоченными рядами проходили колонны демонстрантов.

Под руководством Гитлера НСДАП вырабатывала стиль своих сборищ, который представлял собой причудливую смесь богослужения, торжественного парада и безудержного подстрекательства против прогрессивных сил немецкого народа. Подготовка этих сборищ начиналась с подбора подходящего помещения. В принципе выбирались залы поменьше, чтобы людей набилось как можно больше и возникло впечатление, что зал заполнен до отказа. Позади трибуны и стола президиума устанавливалась напоминающая большой алтарь декорация, задрапированная белой тканью. На красном фоне в белом кругу была изображена позаимствованная из древнегерманской символики свастика. Эта комбинация черно-бело-красного цвета[7] господствовала во всем нацистском декоруме. Она повторялась и на нарукавных повязках членов президиума и «служителей порядка» (орднеров) в зале, на плакатах, кружках для сбора пожертвований и на значках.

Перед разукрашенной таким образом задней стеной размещались устроители сборища, а если возможно, то и застывшие в строгом солдатском строю, поначалу одетые в белые рубахи так называемые спортивно-гимнастические отряды, а впоследствии — в коричневых рубашках — нацистские боевики в форменных фуражках с туго затянутыми под подбородками ремешками. Скоро к коричневым рубашкам добавились и перенятые от итальянских фашистов так называемые штандарты — пока еще доморощенные, но помпезные знамена отдельных формирований; по бокам устанавливался «почетный караул». Пока помещение заполнялось участниками, военный оркестр оглушительно играл марши и нацистские песни. Каждый входивший уже на пороге зала ощущал, по словам одного очевидца, «знойное дыхание гипнотизирующего массового возбуждения». Гораздо вернее это назвал один левый писатель: «шумиха для создания балаганного психоза».

Предназначенные для нацистских сборищ залы обычно имели сквозной центральный проход от входных дверей к сцене. В этом проходе в сопровождении эскорта появлялся нацистский главарь, позднее ставший именоваться фюрером. Приветствуя зал подстегивающим аудиторию взмахом руки, он под возгласы поднявшихся с мест участников стремительной походкой проходил вперед. Каждый жест, каждое мгновение этого спектакля были заранее спланированы и неоднократно отрепетированы. Проход сквозь ряды должен был быть не слишком узким, но и не слишком широким, однако достаточным, чтобы отделять «фюрера» от сидящих вокруг и вместе с тем не отгораживать их от него.

Заранее тщательно устанавливалось, в какое именно время жители этого города или предместья в будние или праздничные дни наиболее восприимчивы к такому спектаклю и, следовательно, на какой час следует назначить сборище. Точно так же рассчитывалось, как долго заставлять собравшихся ждать появления главного оратора, опаздывающего согласно плану. В зависимости от конкретных обстоятельств и от масштаба митинга время ожидания затягивалось и заполнялось короткими, всего из нескольких фраз, речами второстепенных ораторов — всяких «унтерфюреров», хоровой декламацией нацистских лозунгов и т. п. Так же на основе опыта планировалась и продолжительность речи самого «фюрера»: она должна была полностью исчерпать резервы восприятия аудитории, но не утомить ее.