Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - [92]

1234 от 4 апреля 1969 г. опубликован отчет о литературном вечере, посвященном ему, состоявшийся в Париже в зале Русской консерватории. Цензурные претензии вызвал, видимо, такой пассаж из этого отчета: «Георгий Адамович указал, что вопреки установившемуся мнению о том, что великая русская литература кончилась на «Хаджи-Мурате» Толстого, при чтении книг Солженицына возникает впечатление, что русская литература продолжается». В другом номере (№ 1285 за 16 октября 1970 г.) внимание цензуры привлекла подборка «Нобелевская премия по литературе», — по-видимому, в связи с вошедшим в нее фрагментом выступления коммуниста и «бывшего друга Советского Союза» Луи Арагона, несколько изменившего свою окраску (из красного он стал розоватым — опять-таки после пражских событий 1968 г.): «Французский писатель и поэт Луи Арагон откликнулся на присуждение Нобелевской премии А. И. Солженицыну следующей фразой: «Солженицын — превосходный писатель, и лучше дать премию хорошему, чем плохому» (!). Заявление, надо сказать, несколько странное… Номер был конфискован и передан в спецхран. Не спасла его и опубликованная ниже — очевидно, в виде «компенсации» — выдержка из статьи «Юманите», в которой высказывается «недоумение» по поводу «странного обычая» Нобелевского комитета, который из 4 русских писателей, которым присуждалась эта премия, выбрал трех (имеются, конечно, в виду, Бунин, Пастернак и Солженицын) находившихся в «оппозиции к Советской власти». Добавлю, что случись эта история позднее, счет бы изменился (4 из 5 — добавлен был бы Бродский).

Оказались на «специальном хранении» отдельные номера английских славистских журналов, присылавшиеся ученому: «Oxford Slavonic Papers», «The Slavonic and East European Review» и некоторых других. Запрещались они выборочно — в зависимости от состава и содержания того или иного номера. Наиболее выразителен случай запрещения 44-го тома (№ 103) второго из указанных выше журналов (1966 г.). На сохранившейся карточке с описанием этого номера есть такая помета: «По согласованию с Ленобллитом вырезана и выдана статья В. Н. Канта. Остальное списано в спецмакулатуру». Как можно понять, Малышев настоял на том, чтобы ему была выдана интересующая его статья; после этого весь номер журнала пошел под нож. Как видно из содержания второго экземпляра этого номера лондонского журнала, в полном виде сохранившегося в БАН, Малышеву была отдана статья С. В. Канта (привожу далее названия статей в переводе на русский) «Протопоп Аввакум и его шотландские современники». Причиной конфискации стали, скорее всего, статьи В. Пахмусса «Иван Бунин глазами Зинаиды Гиппиус», К. Коллинса «Замятин, Уэллс и традиции утопической литературы».

Такова же судьба ряда книг, не дошедших до Л. Н. Назаровой, многолетней сотрудницы Пушкинского Дома. В 60-е годы она работала в «Тургеневской группе», занятой подготовкой академического полного собрания сочинений классика. Тогда она завязала активную переписку с Борисом Константиновичем Зайцевым, написавшим замечательную книгу «Жизнь Тургенева» (издана в Париже в 1949 г.). Писатель регулярно писал ей письма, присылал книги, столь необходимые для научной работы, но в большинстве своем они опять-таки оседали в спецхране Библиотеки Академии наук[299].

* * *

Приведенные эпизоды, разумеется, не исчерпывают всех случаев подобного рода. Идеологические просчеты цензоры находили даже в трудах по древнерусской литературе, в которой они тоже считали себя компетентными. «Выправлена» была, между прочим, знаменитая книга академика Д. С. Лихачева, обвиненного в «идеализме»: «В июле 1961 г. подписана к печати книга Д. С. Лихачева “Слово о полку Игореве — героический пролог русской литературы”. Здесь на стр. 128 автор приводит текст подписи на одном греческом надгробии, которая гласила: “Я не был — был — никогда не буду”, и далее говорит, что с этим необходимо поспорить. Д. Лихачев доказывает, что “человек живет еще до своей жизни, до рождения, живет как некая потенция”. Эта ненужная, путаная концепция, ведущая к идеализму, была снята»[300].

За пределами нашей книги осталась «подводная», закулисная сторона вопроса: та «внутренняя кухня», которая сопровождала издание трудов, добровольная цензура, сопровождаемая порой прямыми доносами на уже вышедшие издания, и т. п. Укажу сейчас лишь на один эпизод такого характера. Связан он с развернувшейся кампанией антисемитизма, слегка замаскированной лозунгом «борьбы с сионизмом». Как раз в январе 1979 г. состоялось особое заседание секретариата Ленинградского обкома под председательством первого секретаря, члена Политбюро Г. В. Романова «О мероприятиях по дальнейшему разоблачению реакционной сущности международного сионизма и антисоветской сионистской пропаганды». Как видно из «секретного протокола № 13» этого заседания, издательствам и средствам массовой информации, телевидению в особенности, предписано было усилить работу в этом направлении, отмечены успехи Ленинградского телевидения, выпустившего фильм «Ради наживы», ряда газет, опубликовавших статьи на эту тему, и т. д. [301]