Как делаются деньги? - [90]

Рыночный риск, кредитный риск и риск ликвидности относятся к различным источникам риска на финансовых рынках, но взаимосвязь этих рисков сама по себе может стать источником риска. Это приводит нас к еще одному типу риска: 4) системному. Согласно определению, предложенному Кауфманом и Скоттом, системный риск

относится к вероятности обвалов во всей системе, в отличие от обвалов в отдельных частях или компонентах, и это проявляется в одновременной корреляции большинства или всех частей[280].

Вместо того чтобы давать конкретное определение того типа события, которое является риском на финансовых рынках, понятие системного риска представляется категорией, куда по остаточному принципу включается все, что не вписывается в другие категории. Главным образом это относится к риску, возникающему от распространения различных способов управления рисками. Идея Маркса о революции является самым что ни на есть ярким примером системного риска. В то время как рыночный риск, кредитный риск и риск ликвидности относятся к событиям, вероятность которых может быть с определенной точностью рассчитана и от которой в принципе можно застраховаться, системный риск относится к событиям, которые мы едва ли можем вообразить, но которые тем не менее обладают потенциалом серьезно ухудшить прибыльность нашего участия в финансовых рынках.

Логика, по которой управление рыночным риском, кредитным риском и риском ликвидности может само стать источником риска, сходна с логикой шутки о бывшем хорватском президенте Франьо Туджмане и его большой семье, которые летят в самолете над Хорватией:

Зная про слухи о том, что очень многие хорваты ведут жалкую, несчастливую жизнь, пока он и его дружки подгребают под себя все богатство, Туджман произнес: «А что, если бы я выбросил из окна чек на миллион долларов, чтобы хорват, который его поймает, сделался счастливым? Его участливая жена ответила: «Но Франьо, мой дорогой, почему бы тебе не выбросить два чека по полмиллиона каждый и осчастливить двух хорватов?» Его дочка добавляет: «А почему бы не четыре чека по четверти миллиона и сделать четырех хорватов счастливыми?» и так далее, пока наконец его внук – тот самый младенец, который по наивности глаголет истину, – не сказал: «Но, дедуль, почему бы тебе самому просто не выброситься из окна и осчастливить всех хорватов?»[281]

Хотя деривативы можно сконструировать так, что они сумеют защитить от рыночного риска, от кредитного риска и до какой-то степени даже от риска ликвидности, самым эффективным способом избавиться от системного риска является, возможно, упразднение рынка самих деривативов.

Хочется применить ту же логику и к монетарной политике. Один из основных сторонников идеологии свободного рынка, Милтон Фридман, однажды предложил выбрасывать деньги с вертолета в качестве средства борьбы с дефляцией[282]. Учитывая исторические примеры внедрения фридмановской политики в ее чистом виде в Чили, Боливии, Польше, России и Юго-Восточной Азии, мы могли бы предположить, что еще более эффективно было бы просто сбросить с вертолета Милтона Фридмана[283].

Рыночный риск, кредитный риск и риск ликвидности возникают из соотношения между известными известными и известными неизвестными. Системный риск отмечает предел знаний на рынке в заданный момент и является неизвестной неизвестной финансовых рынков. По мере того как рынок учится на прошлых кризисах и разрабатывает новые способы управления рисками для того, чтобы рассчитать вероятность таких событий, которые, как считается, стали причиной кризиса, и застраховаться от них, предшествующие системные риски переводятся в определенные рыночные, кредитные риски или риски ликвидности. Неизвестные неизвестные трансформируются в известные неизвестные. В свою очередь, эти новые методы управления рисками порождают новые риски, способные стать причинами следующих кризисов. Превращение неизвестных неизвестных в известные неизвестные порождает новые неизвестные неизвестные. Мы можем перефразировать жижековское определение реального, чтобы представить системный риск как то, что «сопротивляется риск-менеджменту».

В приведенном выше отрывке Жижек упрекает рамсфелдовскую эпистемологию в том, что она не учла четвертую категорию знания: неизвестное известное. Это категория фрейдовского (или, скорее даже, лакановского) бессознательного, которое является «знанием, которое само себя не знает»[284]. Мы можем последовать за Жижеком еще дальше и предположить, что «основными угрозами» системы глобального капитализма, которая все больше опирается на обращение денег на финансовых рынках, являются не столкновения с неизвестными неизвестными – с непредвиденными событиями, которые зачастую вызваны самими финансовыми рынками – а скорее, с неизвестными известными этих рынков, с «подавляемыми представлениями и предположениями», которым агенты на рынке «безотчетно следуют». Так каковы же неизвестные известные финансовых рынков?

Беглое объяснение недавнего финансового кризиса может поведать о том, что, с одной стороны, существовала орава ученых и финансистов, несущих слепую веру в модели неоклассических финансов, построенные на предпосылках рыночной эффективности. С другой стороны, были финансовые рынки, ознаменованные иррациональным обогащением и другими формами неэффективности. Финансовый кризис стал всего лишь неизбежным итогом расхождения моделей и рынков. Хотя такая трактовка не является полностью неверной, она не учитывает важный аспект функционирования финансовых рынков. Эта трактовка предполагает дихотомию между теми, кто верит в эффективность рынка – то есть плохо информированными и некритичными агентами – и теми информированными критиками, которые распознали истинную природу финансовых рынков и более не верят в их эффективность. Однако такое понятие веры является слишком упрощенным, чтобы ухватить то постидеологическое основание, на котором стоят современные финансовые рынки.