Как делаются деньги? - [92]

Шрифт
Интервал

Вот что так точно иллюстрирует цитата из Мандельброта. Даже профессиональные финансисты не верят в ГЭР или в точность совокупности моделей, составляющих современные неоклассические финансы. Однако они продолжают их придерживаться, потому что модели работают вне зависимости от неверия тех, кто ими пользуется.

Различение Мандельбротом умеренной и необузданной случайности является различением между тем видом случайности, который хорошо поддается вычислениям вероятностей и риск-менеджменту, и тем, который, в сущности, является неуправляемым. В терминологии Жижека умеренная случайность может быть символизирована, в то время как необузданная случайность является «возвращением реального», в том смысле, что это форма финансовой волатильности, которая «сопротивляется символизации». Принимая теорию о том, что финансовые рынки подвержены необузданной случайности, мы должны принять и тот факт, что рискованность финансовых рынков в конечном счете неуправляема. Поскольку основная задача современных финансов – придумывать новые и все более сложные инструменты для управления рисками, такое признание было бы вредным. Оно стало бы признанием элементарной беспомощности. В этом отношении интересно посмотреть на одну из самых ранних реакций на теории Мандельброта, которую сформулировал Пол Кутнер:

Мандельброт, как и премьер-министр Черчилль до него, обещает нам не утопию, а кровь, пот, тяжелую работу и слезы. Если он прав, практически все наши статистические инструменты бесполезны – метод наименьших квадратов, спектральный анализ, работающие методы максимального правдоподобия, сложившаяся теория семплирования, функции распределения на закрытом интервале. Почти вся, без исключений, проделанная эконометрическая работа – бессмысленна. Разумеется, прежде чем обращать столетия исследований в горстку пепла, мы бы хотели получить некие доказательства того, что вся наша работа действительно бесполезна[289].

Мандельбротовская критика современной финансовой теории является радикальной, поскольку затрагивает неизвестные известные, которые образуют базовые рамки мышления о финансовых рынках и управлении рисками. Жижек задействует идеи Канта для того чтобы подробнее разобраться в природе неизвестных известных: «что есть кантовское трансцендентальное априори, если не сеть этих “неизвестных известных”, горизонт смысла, о котором мы не подозреваем, но который всегда уже там, структурируя наш подход к реальности?»[290] Во второй главе мы исследовали соотношение между идеями Канта и Башелье. Благодаря Башелье современные финансы были основаны как дисциплина, исследующая априорные рыночные вероятности. Как мы видели, он заканчивает свою работу словами: «Сам того не ведая, рынок подчиняется закону, который им управляет – закону вероятности»[291]. Это является неизвестным известным финансовых рынков: представление о том, что цены на финансовых рынках ведут себя так, что они подчиняются вероятностному мышлению. Такая форма мышления в финансах предполагает различие между известными неизвестными (направление будущего движения цен) и известными известными (исторические данные о волатильности актива). Неизвестное известное является как раз различием между двумя этими категориями знания. Неизвестные известные финансовых рынков обеспечивают «горизонт смысла ‹…› структуриру[ющий]наш подход к реальности».

Мы также увидели, что ГЭР может обладать статусом аналитического или синтетического суждения. Разногласия между неоклассическими и поведенческими финансами имеют место только на уровне ГЭР, являющейся синтетическим суждением. На кону стоит только вопрос о том, соответствуют ли эмпирические рынки, и если да, то до какой степени, теоретическому определению рыночной эффективности. Однако в основе этих разногласий лежит идея о ГЭР как об аналитическом суждении. Только принимая ГЭР как имеющую смысл теоретическую концепцию, мы можем осознанно выяснять, описывает ли она реальные рынки или нет. В этом отношении, ГЭР как аналитическое суждение образует неизвестное известное. Поэтому аргументы Мандельброта столь неприятны. Они не просто ставят под сомнение известные известные и известные неизвестные неоклассической теории финансов и все модели управления рисками, выведенные из этой теории. Они оспаривают пригодность неизвестных известных, лежащих в основе всего. Та критика, которую предложил Мандельброт не только утверждает, что нынешние модели риск-менеджмента являются неполными и неэффективными. Она предполагает, что идея о том, что риском на финансовых рынках можно управлять, – ошибочна.

Неизвестное известное – это бессознательное, и согласно знаменитой лакановской максиме «бессознательное выстроено как язык»[292]. На финансовых рынках неизвестное известное выстроено языком теории вероятностей. Сатьяжит Дас приводит пример этой структуры, когда делает следующее наблюдение о так называемых мозгляках (англ. quants), то есть об ученых, которые строят свои модели финансового риска на основании очень сложной количественной финансовой теории:

На кредитных рынках ты не можешь эмпирически обосновать никакое предположение. Если ты интересуешься вопросом о том, каков риск дефолта компании Х, значит она еще не обанкротилась – определить вероятность на основе исторических показателей нельзя. Парадокс с данными не тревожил гиков. Диалектике они не обучались. Они начинали каждую свою научную публикацию с приветствия других мозгляков: «Предположив следующее, мы можем показать, что…»


Рекомендуем почитать
Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.


Новейший философский словарь

Новейший философский словарьМинск – 1999 г. Научное изданиеГлавный научный редактор и составитель – ГРИЦАНОВ А.А.«Новейший философский словарь» включает в себя около 1400 аналитических статей, охватывающих как всю полноту классического философского канона (в его Западном, Восточном и восточно-славянском вариантах), так и новейшие тенденции развития философии в контексте культуры постмодерна. Более 400 феноменов и персоналий впервые введены в энциклопедический оборот. Словарь предназначен для специалистов в области философии, культурологии, социологии, психологии, а также для аспирантов и магистрантов гуманитарных специальностей.


Репрессированная книга: истоки явления

Бирюков Борис Владимирович — доктор философских наук, профессор, руководитель Межвузовского Центра изучения проблем чтения (при МГЛУ), вице-президент Русской Ассоциации Чтения, отвечающий за её научную деятельность.Сфера научных интересов: философская логика и её история, история отечественной науки, философия математики, проблемы оснований математики. Автор и научный редактор более пятисот научных трудов, среди них книги, входящие в золотой фонд отечественной историко-научной и логической мысли. Является главным научным редактором и вдохновителем научного сборника, издаваемого РАЧ — «Homo Legens» («Человек читающий»).Статья «„Цель вполне практическая.


Оправдание добра (Нравственная философия, Том 1)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чем и как либерализм наш вреден?

Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы – и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.


Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.