Как делаются деньги? - [103]

Применительно к деньгам вопрос о Seinsvergessenheit, уже упомянутый в предисловии, не относится только к экономике мейнстрима. Он также является предметом публичных дискуссий и политических размышлений. Многим сегодня кажется, что с банковской и финансовой системой что-то не так на фундаментальном уровне. Пока экономика в целом по-прежнему переживает период сокращений и урезаний после 2008 года, крупнейшие банки и финансовые институты, похоже, уже вернулись на докризисный уровень прибылей, зарплат и премий. Уровень экономического неравенства продолжает расти, и это связано не только с тем, что бедняки и средний класс становятся беднее, но и с тем, что богатые становятся существенно богаче. При этом мало кто знает, как с этим бороться. Самым радикальным предложением, широко обсуждавшимся в политических кругах, было, по-видимому, введение так называемого налога Тобина на финансовые трансакции, налога, который в лучшем случае немного скорректирует перемещения финансового капитала, а в худшем – даст возможность ловким трейдерам в очередной раз заработать на арбитраже. Концепция налога Тобина остается в рамках онтического мышления, концентрирующегося только на обращении денег как сущностей. Даже тогда, когда центральные банки принимают не самые традиционные меры монетарной политики, такие как количественное смягчение, являющееся нестандартным способом создания денег в посткредитной парадигме, это делается с целью сохранения статус-кво, а не изменения системы. Предложения, касающиеся онтологии образования денег, направленные на радикальное изменение того, как «делаются деньги», обычно можно обнаружить лишь на периферии общественно-политических дискуссий, да и там они отметаются как выдумки «чокнувшихся на золотом стандарте», «ностальгирующих», «утопистов», «радикалов» и прочих сумасшедших. Политический Seinsvergessenheit денег упрощается до того, что текущий способ создания денег представляется самым естественным и единственно возможным.

Похожим с Ротшильдом образом высказывался промышленник Генри Форд: «Это очень даже неплохо, что люди не понимают, как работают наша банковская и монетарная системы, в противном случае, думаю, уже завтра была бы революция». Смена промышленного капитализма на финансовый – не просто изменение способа извлечения прибыли и эксплуатации. Это существенно влияет на наши представления о возможности революции. Целью данной книги не является обсуждение того, хорошая ли вещь революция или нет. Несложно показать, как финансиализация капитализма и доминирование посткредитных денег создали массу проблем по всему миру. А вот продемонстрировать, что революция – непременно лучший способ их решить, совсем не так просто. Революции могут быть прекрасны, но очень часто они в то же время и отвратительны. Однако, если отбросить наше отношение к революции, стоило бы подумать и представить, как бы она могла выглядеть в современности.

Переход от промышленного капитализма к финансовому не означает, что он сопровождается устранением классовых противоречий. В марксистском анализе классовая позиция определяется отношением субъекта к средствам производства. Капиталисты – это те, кто владеет средствами производства и контролирует их, у рабочего же класса нет ничего, кроме его рабочей силы, которую он вынужден продавать капиталистам. Финансовый вариант капитализма отличается тем, что присвоение богатства и прибыли происходит не только и не столько через производство и продажу товаров. С приходом парадигмы посткредитных денег сам процесс создания денег и обеспечения их обращения стал весьма выгодным и важным бизнесом. Это создает ось классовых противоречий, дополняющую классическое марксистское разделение на работника и капиталиста. Эволюция экономики, в значительной степени построенной на кредитных деньгах, привела к постепенной передаче привилегии создавать деньги в руки частных банков. В результате получается, что, когда эти деньги пускаются в обращение на финансовом рынке, прибыль, созданная в производственном секторе экономики, распределяется и присваивается теми агентами, которые занимают на этом рынке выгодное положение. Таким образом, в условиях современного финансового капитализма, классовая позиция определяется позицией субъекта относительно инфраструктуры, где заемные средства создаются и вращаются. Этот критерий в конечном счете и разводит два класса: должников и кредиторов. Кредиторы – правящий класс, а должники потенциально могут стать классом революционным.

Четко выделить и мобилизовать революционный класс должников, безусловно, очень сложно из-за того, что большинство людей одновременно и должники, и кредиторы. Нередки случаи, когда человек является должником, имея ипотечный кредит и банковский заем, и в то же время является кредитором в силу наличия у него банковского депозита и сбережений на пенсионном счету, которые инвестированы в акции или облигации. Более того, государства, выступающие в роли крупнейших должников, искажают картину еще больше, поскольку неясно, кто на самом деле обязан возвращать огромные долги, накопленные такими государствами, как США, Италия, Греция и другими. На это Маркс, конечно, возразил бы, что размывание классовых границ – лишь временное явление и классовые интересы будут становиться все более четкими по мере того, как история начнет приближаться к развязке в виде революции.