Как делать сюжет новостей - [11]

Шрифт
Интервал

Где и когда определять информационный повод?

Обычно это происходит перед съемкой.

Приступать к съемке, не представляя, что и зачем будешь снимать, непрофессионально. Но бывают редчайшие ситуации, когда репортер приезжает на съемку и видит, что надо поменять информационный повод. Потому что сюжет может получиться интереснее и неожиданнее, чем планировали. Например, приехали снимать задержание мелкого хулигана, разбившего витрину, а хулиган оказался депутатом Государственной думы.

Изменение информационного повода на съемке сюжета не лучшая практика. Но если вы уверены, что поступаете правильно и на благо сюжета, действуйте!

Информационный повод — ваша циркуль. Взглянули на событие, отмерили что нужно и принялись за строительство. Слагать сюжет вы будете из «кирпичиков» события. А раствор, который их скрепит, — история.

КАДР 5.

Сюжет новостей как история

Почему голливудские фильмы популярны во всем мире? Потому что в них не только стреляют, целуются, демонстрируют эффектную компьютерную графику и соблюдают политкорректность, но и мастерски рассказывают истории.

В каждом из нас живут архетипы, образы коллективного бессознательного, унаследованные от пращуров из пещер. Это врожденная любовь к историям. Человечество значительно дольше рассказывало мифы и сказки, сидя темными ночами у костров, чем издавало газеты. А уж тем более делало выпуски новостей. С тех времен, теряющихся во тьме веков, мало что изменилось. Как и наши далекие предки, мы собираемся по вечерам у «голубого огня» с пультом дистанционного управления, а «шаман», покамлав без бубна, потчует нас историями, то бишь выпуском новостей. И мы, как дети, сидим и слушаем сказки.

Сказки в прямом смысле этого слова.

В нем нет ничего оскорбительного. Новости ежедневно и полноценно удовлетворяют древнюю тягу человека к общению у костра, к выслушиванию историй.

Поэтому коренное правило новостей гласит: сюжет — это история.

Рассказывать истории в новостях надо уметь, это значительно сложнее, чем травить анекдоты. Неуспех анекдота у слушателей останется досадным недоразумением. Плохо рассказанная история вызовет недоверие. Неумение сделать из сюжета историю — самый верный признак плохих, неинтересных новостей.

Почему история так важна для сюжета?

Допустим, у вас есть событие. Вы знаете, что оно по всем параметрам подходит для новостей. Вы определили информационный повод, который позволяет отсечь все лишнее, сконцентрироваться на главном, выделить самое важное. Дальше наступает момент, когда должен возникнуть сюжет.

Он возникает, когда вы делаете историю. Событие — это материал сюжета. Информационный повод — его форма.

А история — это содержание сюжета, сам сюжет.

В сюжете зрители воспринимают и видят историю, а не реальное событие или информационный повод. В природе общения не существует языка событий или языка информационных поводов. В вашем распоряжении язык историй.

Схема «событие — информационный повод — история» может показаться излишне сложной. Столько телодвижений!

Как раз наоборот. Репортеру не составляет труда перескочить из события в историю. Чувство истории у него в крови. Потому что он знает: зрители равнодушны к сухой информации, но если в сюжете присутствует история, они будут смотреть как завороженные.

Делать сюжет — значит делать историю.

Не новости!

Новости сделают без вас выпускающие редакторы, составляя информационные сообщения и закадровые комментарии. Ваша задача — полноценный сюжет. Поэтому в глазах репортера любое, даже сверхсенсационное, событие всего лишь сырье для истории.

Магия истории проста и незамысловата: она воздействует на публику потому, что вызывает эмоции. Не несет информацию, а пробуждает чувства!

Люди садятся перед «голубым огнем» не для того, чтобы полчаса поглощать рациональное знание. Они хотят услышать новые истории о том удивительном, страшном, смешном, глупом, трагическом или дурацком, что случилось с им подобными, простыми смертными (или с

«небожителями», «звездами»). Хотят стать свидетелями событий, участники которых страдают, плачут, смеются, негодуют, борются, протестуют, маршируют в ногу, гибнут, рождаются, угнетаются, возносятся, побеждают, проигрывают и выглядят неотразимыми в новых туалетах от Версаче.

Люди хотят видеть себе подобных в необычных ситуациях, о которых понятно рассказано языком историй. Ведь если разобраться, в окружающей действительности не так уж много такого, на что нам, людям, стоит смотреть.

Во-первых, себе подобные, «человеки», всех цветов кожи и вероисповеданий.

Во-вторых, наши дальние родственники, животные.

В-третьих, среда нашего общего обитания, природа, и все, что она вытворяет.

Что же касается паранормального мира, вампиров и оборотней, то истории о них, безусловно, попадают в рубрику «о людях», то есть о тех, кто с ним соприкасался. Потому что никому еще не удалось взять интервью у настоящего Карлсона.

На самом деле создатели новостей не изобрели почти ничего нового. За исключением одного: они развлекают публику настоящей историей. История в новостях отличается от истории в кино тем, что она и происходила на самом деле. Это история фактов.


Рекомендуем почитать
Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.


Сон Бодлера

В центре внимания Роберто Калассо (р. 1941) создатели «модерна» — писатели и художники, которые жили в Париже в девятнадцатом веке. Калассо описывает жизнь французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867), который отразил в своих произведениях эфемерную природу мегаполиса и место художника в нем. Книга Калассо похожа на мозаику из рассказов самого автора, стихов Бодлера и комментариев к картинам Энгра, Делакруа, Дега, Мане и других. Из этих деталей складывается драматический образ бодлеровского Парижа.


Мне повезло: я всю жизнь рисую!

В первой части книги Беломлинский вспоминает своих соратников по питерской юности Иосифа Бродского и Сергея Довлатова, рассказывает о своей дружбе с Евгением Евстигнеевым, описывает встречи с Евгением Леоновым, Людмилой Гурченко, Михаилом Казаковым, Сергеем Юрским, Владимиром Высоцким, Беллой Ахмадуиной, Марселем Марсо, Робертом Дениро, Ивом Монтаном, Харви Ван Клиберном… Во второй части книги он рассказывает забавные «полиграфические истории», связанные с его работой в Росии и Америке.


Непарадный Петербург. Наследие промышленной архитектуры

Предлагаемая книга посвящена ценной хотя и наименее известной области архитектурного наследия Санкт-Петербурга. В ней автор, продолжая свои многолетние исследования, подробно рассматривает процессы архитектурного развития ряда предприятий, сыгравших важную роль в развитии отечественной индустрии. Задача – расширить привычные границы представлений о петербургской архитектуре, формирующей наряду с классическими ансамблями неповторимый облик северной столицы. Особую актуальность освещение уходящих страниц истории приобретает в связи с переменами, происходящими при изменении функционального профиля многих исторических комплексов.


Мода в кино. От Givenchy для «Завтрак у Тиффани» до Prada в «Отель „Гранд Будапешт“»

Культовое маленькое черное платье в «Завтрак у Тиффани» или эпатажные наряды героев Уэса Андерсона – все эти образы мы знаем не хуже самих сюжетов. Восхищаемся ими, цитируем и воссоздаем. Но почему они запомнились и какую роль сыграли в успехе картин? Книга известного журналиста и фэшн-аналитика Кристофера Лаверти – настоящая энциклопедия, в которой он исследует весь кинематограф XX века, начиная с иконического наряда Джуди Гарленд в фильме «Волшебник страны Оз», заканчивая образом Ольги Куриленко в «Кванте милосердия».


Теория и практика создания пьесы и киносценария

По признанию самого автора, настоящая книга задумана как руководство по практической работе драматурга и киносценариста. И действительно, в книге много мыслей и обобщений, имеющих непосредственное отношение к тому, что принято называть техникой драмы и киносценария. Опираясь на практику мировой драматургии, на всю историю драматической мысли, а также на свой авторский опыт драматург и сценарист, Лоусон выдвигает немало ценного об искусстве драмы и кино.