Как читать и понимать музей. Философия музея - [41]
Несомненно политическим, «в целях укрепления и дальнейшего развития отношений между советским и германским народом», как говорилось в официальном сообщении, можно назвать состоявшееся в 1955 г. решение Совета министров СССР о передаче правительству Германской Демократической Республики всех картин Дрезденской галереи, находившихся в СССР. Перед их возвращением, в ГМИИ им. А. С. Пушкина была организована большая выставка, которую ежедневно посещали не менее десяти тысяч человек, не только москвичей, но и приезжих, в том числе из дальних уголков Советского Союза. Среди ценнейших произведений западноевропейской живописи на выставке экспонировалась знаменитая «Сикстинская Мадонна» (Madonna Sistina, 1512) Рафаэля, получить которую мечтал еще первый директор Лувра барон Денон.
В 1950-х гг. СССР совершил несколько знаковых актов реституции. «На большой прощальной выставке [в Эрмитаже. – З. Б.] был показан Пергамский алтарь… Среди экспонатов египетского музея [возвращенных в Берлин из Эрмитажа. – З. Б.], особой любовью публики пользовался портрет царицы Нефертити…» – вспоминает М. Б. Пиотровский (82). Потребовались многие десятилетия, прежде чем возвращенные Германии шедевры получили достойные пространства для экспонирования. Реставрационные работы на Музейном острове в Берлине, а также в Дрездене, пострадавшем от бомбардировок в конце войны, ведутся до сих пор.
Разрозненные факты тем не менее дают общее представление о том, что музеи и их коллекции начинают играть в послевоенном мире роль так называемой мягкой силы (83). Связь «большой политики» с «большим искусством» западные эксперты склонны усматривать и в согласии министра культуры Франции в правительстве де Голля (Charles André Joseph Marie de Gaulle, 1890–1970) Андре Мальро показать в Вашингтоне и Нью-Йорке (в 1962–1963 гг.) один из главных шедевров Лувра – «Мону Лизу» (Mona Liza, La Gioconda, 1503–1504) Леонардо да Винчи. Картина пересекла океан на военном корабле. Как считают, это событие, оказавшее весьма позитивное влияние на американо-французские отношения в период президентства Джона Кеннеди (John Fitzgerald Kennedy, 1917–1963), стало личным достижением его супруги Жаклин (Jacqueline Kennedy, 1929–1994).
Андре Мальро и Жаклин Кеннеди на презентации «Джоконды» в Национальной Галерее Вашингтона. Цветная фотография
8 января 1963
Можно ли представить, что в середине ХХ в. существовало соперничество двух политических систем и сверхдержав в музейной сфере? Отразился ли «американский вояж» «Моны Лизы» на желании советского руководства показать эту великую картину в Москве? Во всяком случае, у события, случившегося летом 1974 г., была своеобразная дипломатическая предыстория, описанная публицистом Ю. Н. Безелянским. По его сведениям, посол СССР во Франции С. В. Червоненко (1915–2003) направил в Москву шифровку, в которой сообщал, что «гостящая» в Японии «Мона Лиза» будет возвращаться домой самолетом и для дозаправки сделает остановку в Москве. Министр иностранных дел А. А. Громыко (1909–1989) доложил о желании видеть картину председателю Совета министров СССР А. Н. Косыгину (1904–1980), а тот – Л. И. Брежневу (1906–1982). Брежнев дал указание связаться с французским правительством и попросить разрешения на экспонирование картины в Москве (84).
С дистанции времени легко заметить: такое событие, как прибытие в Советский Союз шедевра мировой живописи, обрело характер государственного и стало служить источником коллективного внимания и гордости всего народа. Газеты описывали его как своего рода уникальное публичное действо. Из Японии в московский аэропорт «Шереметьево» картину доставил самолет японской авиакомпании «Джал». Это был специальный рейс: на борту 150-местного лайнера находилось всего 12 пассажиров – 11 экспертов и Генеральный директор Лувра Пьер Коньям (Pierre Quoniam, 1920–1992), который первым спустился с трапа. Рабочие в белых комбинезонах вынесли из самолета большой синий контейнер (его вес составлял 250 кг, он был защищен от огня и влаги, не тонул в воде). План перевозки до мелочей был продуман московской милицией и Госавтоинспекцией. В поездке картину сопровождал эскорт милицейских машин со звуковыми сигналами… Знакомство советских людей с подлинником великого мастера Возрождения началось…
В 1950–1970-х гг. в мире наступает эпоха больших международных художественных выставок. В Советском Союзе в качестве своего рода «витрины» для демонстрации образцов мирового искусства выступают ГМИИ им. А. С. Пушкина и Государственный Эрмитаж. Хотя все, что было связано с зарубежными контактами советских музеев, начиная от выделения необходимого количества железнодорожных вагонов для транспортировки экспонатов до публикаций репортажей на первых полосах партийных газет, решалось централизованно, и эти первые за советский период показы мировой музейной классики имели мощное общественное воздействие.
Очередь от метро «Кропоткинская» в ГМИИ им. А. С. Пушкина в период экспонирования «Джоконды». Черно-белая фотография. 1974
«Это были не простые выставки произведений искусства, – писал один из современников. – Чтобы попасть на них люди стояли в очередях по несколько часов – интерес был огромный: не только утоление голода, не только праздное любопытство, а осознанное стремление ощутить себя частицей мировой цивилизации, от которой долгие годы шло отлучение. Приходившая арбатская интеллигенция, студенты, рабочие, домохозяйки не просто отстраненно смотрели, они впервые знакомились с образцами западного искусства, спорили, оставляли записи в книге отзывов, желая ощутить себя уже свободными цивилизованными людьми» (85).
