Кадиш.com - [55]

Шули ведет Хеми в квартиру и показывает ему ползучие дюны из бумаг, заново разобранные стопки, демонстрирует стопку, лежащую отдельно.

— В итоге в этой стопке будет девяносто четыре человека, — говорит Шули. — Девяносто четыре, по-моему, — самое лучшее число для начала, в первый год работы.

Хеми раскрывает верхнюю папку:

— Эта совсем старая. Одна из первых.

— Да, — говорит Шули. — По возможности стараюсь действовать по порядку. Итак, те, кто все еще находится под Божьим Судом, будут, конечно, первыми на очереди. А потом самые старые пойдут в работу одновременно с самыми новыми. Так всего логичнее.

— Для кого логичнее?

— Для меня. И для вас. И для родственников. И для покойных, — говорит Шули. — Я буду молиться. Прочитаю пропущенные кадиши, все, сколько есть, за каждую позабытую душу. Если в этом году я прочту девяносто четыре кадиша и возьму еще шесть новых платных клиентов, наберется сотня. Для начала — по сто имен в год.

— Тогда это отнимет… — Хеми смотрит в пространство, принимается считать в уме.

— Тридцать лет, — говорит Шули. — По сотне в год — тридцать лет на то, чтобы все исправить. Тогда мне исполнится восемьдесят. Хорошее число!

Шули нервно переминается с ноги на ногу, словно пришел на собеседование насчет работы. Словно они с Хеми в сговоре, готовят сделку.

Обосновывая свою позицию, Шули говорит:

— В таком случае ничуть не грешно читать кадиш больше чем по одному человеку одновременно.

Пока Хеми, страдальчески кривясь, обдумывает услышанное, Шули мысленно, сам для себя, вновь повторяет свои аргументы. Если только на молитве он каждый раз упомянет каждое имя, никого не пропустив. Если только он каждый миг будет думать об усопших, о каждом по отдельности, то, насколько ему известно, на эту часть процедуры не наложены никакие запреты.

Что касается тех, за кого молятся столь запоздало, то время от времени милосердный Бог наверняка должен принимать во внимание смягчающие обстоятельства. И вообще, если вернуться к сну Шули и его постящемуся отцу, разве несколько лет — большое опоздание по сравнению с вечностью? В непреходящем Небесном мире, где бесконечность простирается так же далеко в прошлое, предшествуя началу всех начал, как и в будущее, намного дальше конца всех концов, отсрочка траура даже на тысячу лет — на целое тысячелетие — лишь мгновение ока.

— Я думал, это прекратится, это мучение, — говорит Хеми. — Но тут…

— Да, — говорит Шули с чем-то, похожим на сострадание. — Подозреваю, сюрприз неприятный.

Хеми почесывает нос. В глазах у него ужас.

— Да брось, не смотри на меня так печально, — говорит Шули. — Неужели тюрьма была бы лучше? Тогда ты расплачивался бы своей жизнью за то, чего никаким другим способом не можешь возместить, верно? Это предложение намного выгоднее. Для тебя, для твоей жены, для твоих детей — ты же говорил, у тебя дети, да?

— Пятеро, — говорит Хеми. — Пятеро детей.

— Для них это будет намного-намного лучше! И чем скорее ты мне поможешь разобрать эту гору, тем скорее все позабудется. Первые двадцать лет пролетели стрелой. Подумай, как быстро могут пролететь следующие тридцать.

— Да, — говорит Хеми, протягивая руку к другой папке.

— Пароли, — говорит Шули. — Не хочу тебя торопить. Но мне еще надо выучить много имен, а шахарит скоро начнется.

Хеми ведет Шули к ящику с роутером и вытаскивает из-под него маленькую записную книжку:

— Здесь все. Банковские счета, пароли — все, что тебе понадобится.

Шули берет книжку и протягивает Хеми руку, и Хеми пожимает ее.

Потом Хеми отворачивается, и вид у него такой, словно его жизнь только что согнулась под бременем, которое в обозримом будущем никуда не денется. Направляясь к двери, бросает ключи на стол, а свой телефон забирает.

— Мой номер есть у рава Каца. — С этими словами он выходит на балкон, через железную дверь — на площадку.

Шули провожает его взглядом. А потом, ни на что не отвлекаясь, подходит к одной из стопок и вчитывается в воспоминания дочери о матери, про которую говорили, что она умела неподдельно радоваться мелочам.

Сколько времени пройдет, прежде чем он сможет на молитве удержать в уме сотню человек?

Шули не дает этим опасениям тормозить работу. Подталкивает свой разум к мыслям практическим и позитивным.

Если они продадут дом в Ройял-Хиллс по хорошей цене? Если рав Кац поможет найти учеников неподалеку? Ему, похоже, нравится стиль Шули.

Шули что-нибудь придумает. Удержит в памяти имена. И, когда Мири согласится на его предложение — а она согласится, он-то знает, — Шули сможет разместить свою семью прямо здесь, где сидит сейчас. Балкон можно переделать в комнату: дело за железной крышей и шлакобетонными блоками. Допустим, эту пристройку займут они с Мири, а внутри будет спальня детей. По ходу дела они смогут неспешно подыскивать подходящую квартиру.

Шули откладывает бумаги, достает из рюкзака Навы мешочек со своим талесом, берет со стола ключи и — словно проделывает это уже сто лет — запирает квартиру и железную дверь на площадке, идет в дом учения, где есть миньян для молитвы. Гилад уже ждет, и Шули занимает свое место напротив мальчика. Надевает талес и накладывает тфилин, и после этого они оба оборачиваются на восток, к Храмовой горе.