Кадис - [78]

– Вы что же, – спросил он, глядя на меня воспаленными, блуждающими глазами, – донья Мария, принявшая мужской облик, чтобы предстать передо мной? Лишь она вправе потребовать у меня отчета.

– Все равно, кем бы я ни был. И если даже часть вины падает на мать жертвы, это ничуть не умаляет вашей ответственности… Ведь не одна Асунсьон – нас много, ваших жертв. Слепая, необузданная страсть, попирающая чужие законы, чувства и обычаи, наносит ущерб всем, кто с ней соприкасается. Из-за вас ни в чем не повинные люди подвергаются преследованиям и оскорблениям, и я сам чувствую за собой вину, хоть и не совершал никаких проступков.

– В конце концов, Арасели, куда вы клоните? – спросил он таким тоном и с таким видом, что мне невольно пришел на память тот день, когда я напился допьяна в трактире Поэнко.

– Я клоню к тому, – с жаром ответил я, – что вы стали мне отвратительны и невыносимы, что мне тошно смотреть на вас, что я вас ненавижу, лорд Грей, и этим все сказано.

Кровь огнем полыхала в моих жилах. Я попытался было подавить обуявшую меня жажду уничтожения, но, вспомнив несчастную Асунсьон, еще сильнее сжал кулаки. Нервы мои напряглись до предела, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. В этот момент я был далек от каких бы то ни было себялюбивых побуждений, меня охватила лишь одна бескорыстная жажда справедливости.

– Арасели, – сказал, задыхаясь, англичанин, – сегодня мне не до шуток. Уж не принимаешь ли ты меня за Куррито Баэса?

– Лорд Грей, – ответил я, – мне тоже не до шуток.

– Кажется, на этот раз мне предстоит удовольствие, – сказал он с презрительной усмешкой, – расправиться с покровителем чужих девиц, который заодно ищет случая отмстить за собственные обиды.

– Будь я проклят, если я не действую в этот миг с самыми благородными и чистыми побуждениями.

– Арасели! – воскликнул он в ярости. – Ты хочешь, чтобы я убил тебя? Я чувствую потребность уничтожить кого-нибудь.

– Готов предоставить вам эту радость.

– Когда?

– Сейчас, немедля.

– Ах, я должен отдать предпочтение Дон Кихоту Ламанчскому! – расхохотался англичанин. – Испания, на прощание я вступаю в схватку с твоим героем.

– Это не имеет значения. После забавы начнется серьезная игра.

– Будем драться. Не желаете ли напоследок получить еще один урок фехтования?

– Благодарю, я уверен в своих силах.

– Бедный юноша!.. Я убью вас!.. Но уже половина одиннадцатого… друзья ждут меня…

– В Калете.

– Кто секунданты?

– Мы их выберем на месте среди друзей.

– Поспешим же.

– Идем.

– А я-то думал, – сказал он с искренним удовольствием, – что в Кадисе нет другого Дон Кихота, кроме дона Педро дель Конгосто… О, Испания! Чудесная страна!

XXXIV

Ночь была тихой и темной. Подойдя к воротам Калеты, мы еще издали увидели иллюминацию на площади Баркильяс и в балаганах. Множество народу толпилось в этих наспех оборудованных местах увеселения, слышались радостные возгласы в честь победы при Альбуэре.

Пришлось обождать. Друзья лорда Грея и дона Педро стояли на городской стене, разделившись на две группы.

– Палки не забыли? – шепотом спросил один из друзей лорда Грея.

– Мы запаслись бычьими жилами, ими можно здорово отхлестать человека, не рискуя его убить…

– А смоляные факелы?

– Ракеты?

– Все припасено, – ответил, не скрывая своего удовольствия, один из дружков англичанина. – А двойник лорда Грея в старинных доспехах ждет своего часа вон в том доме. Кадис еще не видывал такого чучела.

– Но где дон Педро? Он что-то замешкался…

– Да вот он идет, окруженный своими крестоносцами.

– Все должно быть разыграно как по нотам, – повторил англичанин. – Прощаясь с Кадисом, я задумал славную шутку.

– Жаль, что ее нельзя разыграть на театральных подмостках.

– Сеньоры, час близится. Идите же сюда, Арасели.

– Сейчас.

Все спустились вниз. Я на минуту задержался в стороне, чтобы собраться с мыслями. Прохаживаясь между воротами и башней монастыря Капуцинов, я различил на городской стене черный силуэт, расплывчатую человеческую фигуру; повернувшись лицом к морскому берегу, незнакомец напряженно следил за действующими лицами шутовской дуэли. Меня разбирало любопытство узнать, кто это такой, но время было позднее, и я поспешил спуститься вниз.

На берегу особняком стояли две группы из одного и другого лагеря; все собравшиеся, за исключением нескольких чудаков в наряде крестоносцев, знали о затевавшемся спектакле. В стане лорда Грея я увидел его двойника – рослого детину, вооруженного с головы до пят, в медных латах, со щитом в руке и в средневековом шлеме, увенчанном таким множеством перьев, какое увидишь разве что на дикаре из Америки. Каждый считал своим долгом напутствовать его добрым советом, а он в ответ неизменно твердил:

– Ладно, все сам знаю. Не очень-то весело дать себя убить, хотя бы и в шутку. Словом, я стану в позицию, затем скажу по-английски «пликис микис»… Потом страшно зареву, и прочее и прочее.

– Старайся как можно лучше подражать моему голосу и жестам, – наставлял его лорд Грей.

– Будьте покойны, милорд.

Один из приспешников англичанина подошел к другой группе и громким голосом оповестил:

– Его светлость лорд Грей, герцог Грей приготовился. Итак, поделим солнце…