Кадис - [65]

– Уйдем отсюда, сеньоры; вы свидетели всего здесь происшедшего, – произнесла донья Мария.

Не мешкая долее, кипя от гнева, который отражался на ее олимпийски величественном челе, графиня решительной поступью направилась к выходу и покинула гостиную, сопровождаемая своей свитой, в хвосте которой плелся дон Пако.

В гостиной воцарилась гробовая тишина. Освободив свое сердце от накопившегося с давних пор негодования, Амаранта погрузилась в размышления и, казалось, раскаивалась в своей вспыльчивости; донья Флора выглядела озабоченной; Конгосто, вперив взор в землю, несомненно, перебирал в голове возвышенные рыцарские мысли. Из состояния полного смятения нас вывел неожиданный визит, вызвавший всеобщее изумление. В гостиной появился лорд Грей.

Его лицо хранило следы пережитых прошлой ночью волнений, а невнятная прерывистая речь свидетельствовала о том, что этот необыкновенный ум еще не успел вернуть себе обычное хладнокровие.

– Вы выбрали неудачное время для своего посещения, милорд, – сухо сказал дон Педро. – Здесь только что была донья Мария, чье негодование по поводу вашего неслыханного поступка столь же велико, сколь и серьезно.

– Я видел, как она вышла, – ответил англичанин. – Вот почему я здесь. Я желал бы знать… Подозрение падает на меня, сеньора графиня? Меня обвиняют?..

– А как же вас не обвинить, черт возьми!.. – воскликнул дон Педро. – Доложу вам, что, говоря о вас, сеньора донья Мария не стеснялась в выражениях… и, разумеется, с полным основанием. Похитить донью Инеситу, хотя бы и с согласия той, которая называет себя ее матерью!..

– Ну, в таком случае я спокоен, – сказал лорд Грей. – Мне, как видно, приписывают подвиги этого шельмеца Арасели, не догадываясь о моих собственных. Я выясню недоразумение, хотя мне по сердцу подобного рода деяния. Что поделать, придется отказаться от незаслуженной славы… Графиня будет удовлетворена.

Амаранта не ответила.

– Вы лицемерите, – сказал дон Педро. – Сваливаете на ближнего своего собственные гнусные поступки.

– С огорчением вижу, сеньор дель Конгосто, – весело откликнулся лорд Грей, – что на вашем лице запечатлелись в виде пластырей и повязок славные страницы экспедиции в Кондадо.

– Милорд, – проговорил с досадой наш герой, – недостойно кабальеро высмеивать несчастья, вызванные случайностью. Прежде чем поступить подобным образом, я проверил бы, не тяготит ли мою совесть бремя каких-либо провинностей. Моя совесть не упрекает меня в нечистых поступках вроде тех, что вы вчера совершили.

– Вы это о чем?

– Сами отлично знаете. Мы только что выслушали здесь сеньору де Румблар, – добавил дон Педро, постепенно вскипая все более и более. – Повторяю еще раз, ваше злодеяние – величайшая подлость.

– Это относится к вам, Арасели.

– Нет, к вам, к вам, лорд Грей. Это вы похитили девушку из почтенного дома, обители добрых и чистых нравов; вы лишили сеньориту покровительства и приюта доньи Марии, чья безупречная святость облагораживает все, что ею осенено.

– Так это, вы говорите, величайшая подлость? – с издевкой переспросил лорд Грей. – Выходит, что я подлец.

– Да, сеньор, вы подлец! – повторил дон Педро и побагровел при этом так, что морщины на его лице уподобились полоскам и вмятинам на риоханском перце. – Здесь перед вами стоит дон Педро дель Конгосто, готовый ответить за свои слова в любом месте и в той форме, которую вы найдете для себя приемлемой.

– О, сеньор дон Педро! – воскликнул, ликуя, лорд Грей. – Какое огромное удовольствие доставляете вы мне! С первого же дня моего пребывания в этой благородной стране я лихорадочно искал великого Дон Кихота Ламанчского, я мечтал встретить его, я мечтал говорить с ним, мечтал помериться с ним силами. Но увы! Доныне все мои поиски были тщетны. В поисках Дон Кихота объездил я почти весь полуостров и нигде его не нашел. Я уже думал, что сей благородный образ исчез, поглощенный тлетворным духом современности. Но нет, вот он. Наконец-то я встретил его в том же самом наряде и с тем же ликом; правда, нынче Дон Кихот несколько выродился, но все же это тот самый Дон Кихот, которого не сыскать нигде, кроме Испании.

– Если вы изволите шутить, сеньор лорд, то я человек серьезный, – возразил дон Педро. – Беру на себя защиту оскорбленной сеньоры, которая только что удалилась отсюда; я отомщу за ее обиду, я покараю за неслыханное поругание ее дома и кровью предателя смою гнусное пятно на ее чести. Об этом я заявляю без всякого донкихотства. Здесь, как вижу, меня не понимают. Сюда успели проникнуть философские, безбожные, масонские идеи, пришел конец чести и величию, благородству и справедливости, уступив место плутням, либерализму, свободе печати, равенству и прочим развращающим явлениям… Что сказано, то сказано. Мое одеяние свидетельствует о том, что я взял на себя защиту тех принципов, ради которых нация поднялась против Бонапарта. О, если бы все брали пример с меня!.. Если бы все, начав с костюма, завершили исполнение долга делами своими!.. Но довольно слов. Выбирайте время и место. Столь низкое коварство не должно остаться безнаказанным.

– Дон Кихот, да, он самый, – сказал англичанин. – Выродившийся Дон Кихот, плод многолетних скрещиваний, и все же сохранивший нечто от благородной крови своего прародителя, – так мул унаследовал частицу достоинства и благородства коня.