Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века - [61]

Все катера адмиралтейские и дворцовые были пущены в ход по повелению императора для спасения несчастных. Один из таких катеров на наших глазах с величайшим трудом пристал к избе, несомой волнами и снял с крыши несколько человек. Эти несчастные давно уже кричали и простирали руки, моля о помощи.

Видя такую ужасную картину, какое сердце не дрогнуло бы и не пожелало бы от души скорейшего прекращения этого бедствия! Но… в нас не было сострадания к ближнему, мы, напротив, желали, чтобы вода все возвышалась, чтобы нам, подобно кадетам пятой роты, пришлось перетаскивать в верхний этаж самим свои столы и кровати. В этой заботе мы сновали беспрестанно, то к окнам, мимо которых быстро проносились: мебель, бревна, дрова, ладьи, платформы, городские будки, словом, все плавающее, то бежали на галереи любоваться дворами, по которым плавали корыта, ушаты, швабры, бочонки, бочки. Некоторые кадеты начали даже устраивать плот для катанья, но это предприятие, к сожалению их, разрушил дежурный по корпусу капитаны.

Не знаю, каким образом уцелел наш обед, ибо кухня была затоплена водою; нас, однако ж, в обычный час накормили по положению. При этом, к чести кадет, не могу умолчать, что во время стола каждый из нас уделял изрядную часть своей порции, чтобы отдать детям наших служителей, которые сидели на галереях с матерями около своего скарба, дрожа от холода и совершенно голодные, так как из подвального этажа едва только кое-что успели спасти.

Вечерних классов не было, и все, с этой радости, бегали то любоваться рекою, то разливом воды на дворах. И я, безумец, радовался вместе с другими и ни разу не подумал о родителях, которые были, можно сказать, на волосок от смерти. Никогда не прощу себе этой моей беспечности и глупейшего забвения.

Надо сказать, что местность Среднего проспекта Васильевского острова гораздо ниже набережной, так что, в то время, когда около корпуса самое большое возвышение воды не достигало и семи футов, — у дома Румеля вода была девять футов.

Из рассказа батюшки я узнал следующее; в этот день он, по обычаю, отправился в должность, в девять часов утра, но, дойдя с большим трудом, по причине сильного ветра, до набережной, увидел, что переправа через реку невозможна, а между тем из мостовых решеток вода стала уже понемногу пробиваться на улицу. Это заставило его поспешить домой. Кое-как дошел он до Большого проспекта, далее же пришлось ему идти по воде, которая около дома доходила ему почти по колена. Он застал мать в большом испуге. Она была одна: кухарка не возвратилась еще с рынка, а горничная ушла куда-то без спросу. Но приход отца оживил ее; она тотчас побежала на кухню, чтоб захватить чего-нибудь съестного, потом бросила несколько подушек и одеяло на высокую лежанку, находившуюся в спальной, хотела еще кое-что захватить, но вода стала уже вливаться в комнаты, а потому, отец и мать вместе с маленьким моим братишкою взмостились на лежанку. Между тем, вода прибывала все более и более. Бревна и доски, разбив рамы, врывались в комнату и ломали в ней столы, стулья, комоды и прочие вещи. Наконец, вода до того возвысилась, что до поверхности лежанки оставалось не более вершка. Мать в ужасном страхе стала молить Господа о помиловании, отец, в отчаянии, придумывал средства к спасению. Как утопающий хватается за соломинку, так отец, поймав подплывшую к самой лежанке доску, составил план добраться на этой доске, через открытые двери сеней на чердак и там проломать возле лежанки потолок. Он хотел уже приводить этот план в исполнение, как вдруг он и мать услышали над своими головами шорох, будто кто-то отгребал песок на чердаке. Отец с радостью закричал:

— Спаситель!

— Живы ли вы, Василий Павлович? — отвечал голос нашего рисовального учителя Погонкина, который, несмотря на страшную бурю, пробрался из противоположного фаса дома на наш чердак с топором и ломом.

— Прикажете ломать потолок? — спросил он.

— Ломайте! — отвечал отец.

Но, как только он начал действовать топором, штукатурка посыпалась такими кусками, что мать в отчаянии закричала:

— Остановитесь, ради Бога, вы убьете ребенка!

Однако он отбил уже настолько доски, что мог просунуть к отцу лом и топор.

— Вы отбивайте покуда сами штукатурку, вам это удобнее, а я пойду за ручной пилой, — сказал он.

Но теплая молитва матери была услышана…

Отец, сидевший с краю лежанки, увидел первый, что вода начала сбывать, и сообщил об этом матушке. Можно себе представить, как они обрадовались и как горячо благодарили Бога!

Когда вернулся Погонкин с пилою, вода сбыла уже более фута, поэтому вскрытие потолка было отложено, тем более что и в небольшую, пробитую скважину дуло неимоверно. Так отец с матерью просидели на лежанке всю ночь до рассвета.

Утром ветер до такой степени стих, что мост на Неве был уже наведен к девяти часам. В десять часов приехал к отцу его родственник Киреев с шестью подводами, чтобы перевести их к себе; но нагружать подводы оказалось почти нечем. Вся мебель была до того исковеркана, что ее пришлось бросить; набралось вещей всего на две подводы, и то больше подмоченные книги, огромный шкаф с которыми, каким-то чудом уцелел.