Кабы не радуга - [27]

А бывает сон, как ночной мотыль,

у него не пыльца на крыльях, а пыль,

у него на лапках зубцы пилы,

хоботок – острие иглы.

Что ж, дружок, приходи ночевать ко мне.

Шкаф стоит пустой и фонарь в окне,

а привидится что – закричи и проснись

или вовсе спать не ложись.

"Гора, покрытая бурой шерстью, бивни, вечная мерзлота…"

Гора, покрытая бурой шерстью, бивни, вечная мерзлота.

Отогрели – вздохнул, встал, огляделся вокруг,

поднял лысый хобот, протрубил, но мелодия вроде не та,

вроде слишком ярок свет и воздух слишком упруг.

А сам он хорош как был – ноги-тумбы и шерсть торчком,

и земля под ним проседает – слишком тяжелый зверь.

Человек от него бочком, грозит ему кулачком.

Оживил на свою голову – что с ним делать теперь?

Разве только шерстью вновь самому обрасти с головы до пят,

прикрыться звериной шкурой, по-волчьи взвыть на луну,

затащить в пещеру самку, нарожать кривоногих ребят,

взять оружие в руки, умереть за свою страну.

"Странно: на улице меня узнают те, кто помнит меня…"

Странно: на улице меня узнают те, кто помнит меня

подростком —

вытянувшимся, с носом горбатым и маленьким

подбородком.

Видно, что-то осталось в этой седой голове, в этом теле

громоздком

от тогдашнего школьника в узких брючках и пиджаке

коротком.

Потому что мы быстро росли – родители не успевали

снести одежонку портному, удлинить рукава и штанины.

А голос все не ломался. Девочки созревали

быстрее, чем мальчики – будущие мужчины.

Что-то жалкое было в сутулой осанке, в голосе тонком,

в костюме, сшитом на вырост, а нынче – на выброс или

в наследство младшему брату. Нелегко быть ребенком

среди расцветающих девушек, которых мы так любили.

А они любили парней постарше – таков закон мирозданья.

Теперь, старушки-соученицы, что читаете вы во взоре

моем? Ту же смесь унижения, желания и страданья,

которая так раздражала вас в неловком мальчике Боре.

"городской пейзаж состоящий из архитектуры сплошь…"

городской пейзаж состоящий из архитектуры сплошь

то колонны дворца то зубцы стены крепостной

в газетах конечно ложь но какая чистая ложь

на рынке ряд один но зато мясной

потому что рыбы и овощей тут никто не ест

разве только в темном лесу нагулять аппетит

человек тут один как перст но зато как пест

в медной ступке словно в гнезде долбит и долбит

каждый в точку свою не проведешь ни одной

ни прямой ни кривой ни плоскости вопреки

всем заученным аксиомам земли родной

всем лешим в лесах всем русалкам на дне реки

всем чудовищам копошащимся в детской тьме вокруг

колыбели только и ждущим когда свернувшись в клубок

малыш провалится в сон и в нем заскребется испуг

как жук посаженный в спичечный коробок

"Кофту вязать, лясы точить…"

Кофту вязать, лясы точить,

внука учить, деньги считать,

копейки складывать в столбик так,

чтобы в столбике было по десять штук,

решкой книзу, кверху гербом.

Добро всегда наживаешь горбом.

Раньше копейка рубль берегла,

берегла, да сберечь не смогла.

Стоишь, морковку на терке трешь.

Сквозь марлю оранжевый сок отожмешь.

Ребенку полезно – там есть каротин.

В школе четвертый день карантин.

Потому что в городе грипп-грипп,

потому что на вдохе хрип-хрип,

потому что на выдохе свист-свист,

потому что откроют больничный лист.

Укол внутривенно, на руку – жгут.

За окном осенние листья жгут.

Люди живут – ничего не ждут.

А с того, кто болен, спрос никакой.

Только пот со лба утирать рукой.

В голове словно лопнул багровый шар.

Но к утру легчает – спадает жар.

"Города называют в честь воевод, посланных государем…"

Города называют в честь воевод, посланных государем

на кормление в эти места, от глаз и сердца подале.

Воеводы думают: мы в грязь лицом не ударим.

Жили в фаворе – теперь поживем в опале.

А в опале жить, что с волками, – по-волчьи взвоешь.

И палаты каменны, да и ума – палата.

Жаль, что ум с собою в могилу ты не зароешь.

Грош цена уму, а не дешевле злата.

А медведи ночами приходят в город, как в собственные

берлоги.

Разгребают лапами мусор, взыскуют пищи.

Парни сплошь молодцы, а девки все недотроги.

Четвертовали злодея – вот натекло кровищи!

Развлечений-то здесь – только казни или охота.

И еще зимой хороша погода.

Спит река подо льдом, видит сны о раках,

что зимуют на дне, в деревянных бараках.

Раки свистят, а рыбы поют в охотку,

да зелёно вино заливают в глотку.

Ждут, когда спустятся к ним царские воеводы

обходить дозором подледные подневольные воды.

"Кто первый начал морскую войну…"

Кто первый начал морскую войну,

тот первым пойдет ко дну.

Глянет ввысь, присматриваясь к волнам,

оглядится по сторонам.

И поймет, что жизнь возможна и тут,

где крабы из камня растут,

где скопления рыб – как цветные шары,

приспособленные для игры.

Где акул гофрированные бока

радуют моряка.

Наверху при свете тусклого дня

по водам плывет броня.

Стреляет из пушек – Боже избавь,

торпеды пускает вплавь.

Плывет торпеда, гребет винтом,

ей плевать, что будет потом.

Ей сейчас – взрываться, ударившись лбом,

брызги и дым столбом.

Смотрит военный моряк со дна:

флотилия снизу видна.

на мачтах – квадратики полотна,

череда сигнальных флажков.

В борту у крейсера дыр-дыра.

Моряк смеется, кричит "Ура!",

ждет не дождется дружков.

Лекция по истории философии

1

Стоит тюрьма. В тюрьме сидит Сократ.

Из тьмы лампадой светит лоб Сократов.