Все мы большею частью привязываемся к тому существу, которому оказываем какую-нибудь помощь. Так и Лизета привязалась к Фоме, хотя сначала он смотрел на нее, как на большое, опасное существо, и ненавидел ее. Но это продолжалось недолго. Фома оказался смышленым вепренком и, прежде чем хвостик его начал закручиваться, понял, что Лизета была его кормилицей, и всегда вставал ей навстречу. Спустя немного он сообразил, что Лизету, т.-е. «пищу», можно призвать к себе визгом, и с этих пор развивал свой голос ежедневными упражнениями.
К концу недели он перестал дичиться. Тогда из ящика его перевели в загородку, устроенную в конюшне. По прошествии месяца он сделался ручным, как кошка, и любил, когда ему чесали спинку; рана на носу зажила, и остался только безобразный рубец.
Скоро у Фомы появилось два товарища — утенок и ягненок. Фома сначала с большим удивлением рассматривал этих, по его мнению, странных созданий и даже с недоверием относился к ним. Но затем оказалось, что с ними приятно спать, так как они грели его. Вскоре после этого он нашел возможным сделать их товарищами своих игр — у ягненка был довольно длинный хвост, и его удобно было хватать, а утенка так легко было подталкивать, в спину пятачком.
Жить в загородке Фоме становилось тесно; тогда во дворе отгородили место, где он мог бегать. Здесь он рылся в высокой, густой траве, дразнил товарищей по игре и прятался от своей приемной матери. Да, много раз, когда она приходила и звала его, он не отвечал ей; она с тревогой принималась искать его и, по прошествии некоторого времени, находила маленького негодяя притаившимся в высокой траве. Увидя, что присутствие его открыто, он вскакивал с веселым хрюканием и, словно щенок, принимался носиться кругом, отскакивая назад всякий раз, когда к нему хотели притронуться. Только утомившись беготней, сдавался под тем предлогом, чтобы ему почесали спинку.
Не раз уже показывали в цирке ученых свиней, одаренных высокими умственными способностями. А между тем мы привыкли говорить о недалеких людях: «Он глуп, как свинья».
В умственном отношении животные эти весьма разнообразны; многие из них действительно глупы, но встречаются и весьма смышленые. На самой низкой ступени умственного развития стоит жирная племенная свинья на ферме. На самой высокой — дикие вепри, которые привыкли жить своим умом. Фома занимал высшую ступень: он был прямо-таки умным вепренком и был к тому же необыкновенный игрун. Кроме того, он очень привязался к Лизете.
Отец научил Лизету издавать пронзительный свист при помощи двух пальцев, приложенных к зубам. Услышав свист, Фома мчался к ней за исключением тех дней, когда на него нападал каприз позабавиться над ней, и он прятался, исподтишка наблюдая за тем, как она его ищет.
Однажды Лизета чистила себе башмаки какой-то удивительной французской ваксой, которая моментально высыхала и блестела, как политура. В тот день Фома искал всюду каких-нибудь необычных развлечений. Он толкнул ягненка на утенка, три раза обежал кругом Лизеты и, наконец, став на задние ноги, положил передние на стул рядом с ногою Лизеты и жалобно захрюкал, как бы говоря: «Дай и мне немножечко!» Лизета ответила ему самым неожиданным образом: она вымазала ему копытца французской ваксой. Бледно-розовые копытца Фомы быстро высохли и приняли блестящий черный цвет. Операция эта показалась ему, повидимому, забавной — он заморгал глазами, а затем с необыкновенно серьезным видом понюхал правое копытце, потом левое и снова хрюкнул. Для него это было нечто новое, и он не знал, что ему с этим делать. Прошло несколько времени, и различные забавы хлопотливой жизни Фомы уничтожили следы политуры на копытцах, и когда Лизета однажды снова взяла сапожную щетку, Фома, почуяв знакомый запах, поспешил подставить копытца для окраски. Операция эта, видимо, нравилась ему: он всегда с серьезным видом следил за нею, и с этих лор всякий раз, когда чистились башмаки, спешил на место действия и подставлял копытца.
IV. Фома в роли защитника
Когда Фома совершал какое-нибудь преступление, он отлично это сознавал.
Ему раз навсегда запретили дразнить ягненка, безобидного и глупенького, и утенка, который был еще глупее. Фома прекрасно сознавал, когда его бранили и грозили ему хлыстом, а так как то и другое случалось непосредственно после того, как он дразнил товарищей, он понял, что это удовольствие следует отнести к разряду преступлений. Много раз, когда он преследовал Глупыша или загонял куда-нибудь Пушка, Лизета, не показываясь ему и не говоря ни слова, издавала короткий свист, который заставлял Фому от конфуза прятаться в кусты.
Как-то раз утром, когда Лизета выглянула в окно, выходившее в сад, она увидела Фому, который стоял с опущенной и склоненной набок головой, С прищуренными глазами и с закрученным кончиком хвоста, — поза, указывавшая на то, что он замышляет что-то недоброе. Лизета хотела свистнуть, но затем решила подождать минутку. Вдруг она увидела, что из травы выскочил утенок и пустился бегом под навес, крича с перепуга. В ту же минуту из высокой травы выбежал неуклюжий щенок, который, тявкая, бросился к беспомощному утенку и принялся вырывать у него перья, клочья за клочьями, готовый разорвать его на куски.
