Кабала - [89]

Она поднялась, пробормотала: «Спокойной ночи, мне пора» – как если бы собиралась уйти незаметно с вечеринки – и оставила на скамье бумажку в десять долларов.

Она увидела их сразу же, как только подъехала к дому и выбралась из машины. Они стояли у ворот подобно стражам – трое; одновременно зашагали ей навстречу, похожие в предрассветном сумраке на каких-то призраков. Белинду ждали, и она тут же поняла, что и сама ждала их прихода. По мере того как фигуры приближались, она смогла различить, кто из них кто: Кеннет, Астрид и Мишелль, их имена она вычеркнула из своей записной книжки несколько часов назад. Белинда не остановилась, даже шаг ее не замедлился, она прошла мимо них без всяких усилий, как тень, – зная, что троица последует за ней, заранее соглашаясь принять то, что они принесли ей. На лбу каждого, меж бровей, был вырезан крест. Рука Белинды машинально поднялась, коснулась собственного лба. Почему-то он показался ей до странности голым.

– На нас лежит печать Господня, – произнес Кеннет.

– А на тебе? Кровь. Кровь Филлипа. Кровь агнца Божьего, – подхватила слова Кеннета Мишелль.

Оказавшись в доме, они окружили ее в сумрачной гостиной, едва освещенной светом единственной лампы. Даже если бы Белинда хотела дать им отпор, все равно она не смогла бы собраться с силами. Ощущение было такое, что внутри у нее что-то растаяло, потеряло жесткость. Она заслужила наказание, которое троица пришла возложить.

– Садись, Белинда, – сказала Астрид с необычной для нее властностью в голосе.

Белинда опустилась в кресло, купленное где-то на распродаже. С выцветшей обивки на нее смотрели розы.

Круг, в котором оказалась Белинда, сузился еще более, отступать было некуда. Кеннет уселся на угол кушетки, женщины устроились на стульях, поставив их прямо перед креслом.

– Ты заблудилась, – произнесла Мишелль. – В Библии говорится о войнах на земле, о том, что возникают они и в небесах.

– Михаил и его ангельское воинство сражаются с драконом, – добавила Астрид. – И в этой битве мы на стороне ангелов. Филлип послан на землю, чтобы призвать помощь. Ты же переметнулась к дракону.

– К зверю, – продолжила Мишелль. – К зверю из Откровения Иоанна Богослова, и пасть его изрыгает чудовищные богохульства и клевету на тех, кто обитает в небесах.

– Филлип – не Бог, – слабым голосом произнесла Белинда.

– «Поднявший меч от меча и погибнет», – громко возгласил Кеннет, как на проповеди. – Так написано в Библии. – Он извлек из кармана небольшой томик. – И меч этот – твое обвинение.

Поднявшись, они подошли к Белинде вплотную, и, когда чьи-то руки обхватили ее, лишив возможности двигаться, на мгновение Белинде показалось, что кровь ее уже льется на затканные красными розами подушки кресла. Однако видение тут же исчезло, кровь текла там, где и положено, по жилам, – пока, во всяком случае. Мишелль достала ручку и, оттянув голову Белинды за волосы назад, написала что-то у нее на лбу. Не похоже, чтобы это был крест, решила Белинда, значит, они не собираются насильно включить меня в свое войско.

И даже наоборот. Они приговорили ее к изгнанию.

Сильные руки вырвали Белинду из кресла, втолкнули в спальню, поставили перед высоким, в человеческий рост, зеркалом. Кто-то включил верхний свет. В зеркале Белинда увидела написанное посреди лба рукой Мишелль число «666». Кеннет раскрыл заложенную страницу своей Библии и принялся читать:

– «Кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере перед святыми Ангелами и пред Агнцем; и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его».[12]

Все трое внезапно подались в стороны, освобождая Белинду. Лишенная поддержки, та рухнула на пол. Лежа, Белинда слышала, как они уходят – в ногу, так что шаги троих казались шагом одного человека. И лишь после того как дверь дома захлопнулась, Белинда нашла в себе силы приподнять голову и вновь посмотреть в зеркало. Она увидела в нем бледное лицо с выписанными на лбу черными цифрами.

Она попыталась встать – и не смогла. Ползком добралась до кровати, с трудом влезла на нее, закуталась в одеяло. В любое мгновение ее могла поразить молния гнева Господня, думала Белинда, и только натянутое на голову одеяло давало слабую надежду на спасение. Ощущение это хорошо знакомо детям, взрослые забывают его. Зубы Белинды выбивали дробь, чернила оставили пятна на наволочке – но до ванной комнаты слишком далеко, а ноги ее не слушаются.

Возможно, утром Господь переключится на другого грешника, и тогда выбраться из постели будет не так опасно. Но Белинда знала, что в любом случае Он вернется. Ей дали цену, меж глаз ее начертали имя зверя.

Если родной отец так и не простил ее, стоит ли ожидать прощения от Бога?

20 Сара

Теперь уже Сара без всякого внутреннего сопротивления позволила завязать себе глаза – шарф лег на них двумя слоями. Обычно это пугало ее – погружение в темноту, в слепоту, обострявшее все другие органы чувств. Сейчас же она была абсолютно готова остаться в неведении относительно того, какую часть тела Энтони она ощущает. Так нежно он проходил по ее коже, что поначалу невозможно было понять – то ли это его пальцы, то ли трепещущая плоть. Заключенная в темницу, Сара была целиком в его власти. Он позволял ей знать лишь то, что ему хотелось, чтобы она знала, – и не раньше, чем ему этого хотелось. Власть его бывала беспредельной именно в те моменты, когда Сара переставала видеть: даже со связанными руками и ногами у нее сохранялись крохи самоконтроля, если глаза ее оставались открытыми. В полной же темноте, где единственным источником информации были нервные окончания кожи, Сара превращалась в его рабыню.