К земле неведомой - [109]

Шрифт
Интервал

Несколько лет жизни в условиях самых суровых, диких, и вдруг Бруснева, как имеющего инженерное образование, приглашают участвовать в Русской полярной экспедиции, организованной известным исследователем Арктики Эдуардом Васильевичем Толлем. Основной ее целью было найти, открыть Землю Саннкова, которую сам Толль видел в своих предыдущих экспедициях с северной оконечности острова Котельный, входящего в Новосибирские острова. Ранее являлась эта загадочная земля и другим людям, однако побывать на ней не довелось никому. Ее открытие стало заветной мечтой Толля.

В навигацию 1901 года из-за сложной ледовой обстановки ему не удалось достичь на экспедиционном судне «Заря» арктических широт, на которых по его предположениям могла находиться Земля Санникова. Тогда он решилзазимовать на острове Котельном, а при наступлении полярного лета отправиться на ее поиски во главе небольшого санного отряда.

Прежде чем совершить свое рискованное путешествие, которое закончится трагически, Толль уезжает на материк, на побережье Ледовитого океана, в местечко Аджергайдах. Здесь он в последний раз встретился с Брусневым, покинувшим острова тремя месяцами раньше.

Судьба словно бы нарочно вновь свела этих людей после их расставания в бухте Нерпалах. Встретились в последний раз два человека, в сущности глубоко родственных, при всей непохожести их характеров, натур: оба были готовы пожертвовать всем ради своей идеи, своей мечты…

Перенесемся, Читатель, в далекую весну 1902 года, на северо-восточное побережье Ледовитого океана…


Перед самым закатом, накануне своего возвращения на острова, Толль пригласил Бруснева пройтись по тундре: надо было договориться о дальнейшем еще раз, напоследок. В перенаселенной тесной поварне было слишком шумно для такого разговора.

Вечер выдался спокойный и не слишком морозный. Огромное оранжевое солнце, зависшее над всхолмленным горизонтом, разогнало по тундре длинные ярко-синие тени. Пестро от них было среди всторошенных льдов залива. В лучах умиротворенно отходящего на покой светила Толль и Бруснев, неторопливо шагавшие вдоль берега, молчали. Толль лишь покашливал иногда: в последние дни кашель измучил его, не помогала и трубка.

— Ну как, Михаил Иванович, наверное, поустали порядком? — первым заговорил он. — Вы на сегодняшний день, безусловно, самый деятельный человек во всей нашей экспедиции, все время — в пути, в работе…

— Ничего, — Бруснев махнул рукой, — в моем положении это все-таки лучший вариант существования… Я даже благодарен судьбе, что все так устроилось…

Толль покивал: мол, понимаю, понимаю, и они какое-то время опять шли молча.

— Я прежде не заговаривал с вами об этом, — снова первым нарушил молчание Толль. — Знаю, тут для вас глубоко личные мотивы… Вы уж простите, что хочу коснуться их…

Бруснев вопрошающе посмотрел на Толля, хотя сразу же понял, о чем тот заговорил.

— Для меня, Михаил Ивапович, такие, как вы, — загадка… Вот мы идем рядом, а я чувствую, простите, что рядом со мной идет человек, несущий в себе какой-то иной, не вполне понятный мне, мир… — продолжал Толль. — Я наблюдал и вас, и двух ваших товарищей, тоже недавних политссыльных. Опять же, простите мне это нелепое словцо—«наблюдал»… Все трое — честные, прекрасные люди, перед каждым из вас может открыться по-настоящему интересный путь, поскольку у вас для этого есть все: способности, знания, характер, воля… И такое поле деятельности представляет собой наша страна! Вы-то, Михаил Иванович, имели возможность почувствовать — какая это громада! И сколько этой огромной стране надо по-настоящему деятельных людей! Знающих людей! Вы же вот, являясь именно таковыми, вынуждены здесь, в этих пустынных местах, чуть ли не убивать свои лучшие годы… Ваши знания, ваша энергия, ваши способности, в которых так нуждается Россия, остаются под спудом… Тяжело на душе от такого противоречия… Может быть, я чего-то тут недопонимаю, чего-то не вижу… — Толль искоса посмотрел на Бруснева, шагавшего рядом. Тот едва заметно покивал, покусывая губы, напряженно глянул в глаза Толлю, заговорил не сразу:

— Вы, Эдуард Васильевич, — ученый, исследователь… Наука, работа исследователя — это, насколько я понимаю, постоянная борьба с косностью устоявшихся представлений, которые всегда, почти всегда, не желают уступать своего места новому знанию, новым представлениям, более совершенным, передовым… Не так ли?..

— Положим, что так… — сказал Толль.

— Ну а в самой жизни, которая тоже не хочет стоять на месте, цепенеть, замирать, разве в ней все не так же?! — Бруснев снова посмотрел на шагавшего рядом Толля, как бы сомневаясь: надо ли продолжать, надо ли идти дальше в этом внезапно возникшем разговоре.

— Говорите, говорите! — Толль быстро закивал. — Я с интересом слушаю вас. И, пожалуйста, не сковывайтесь. Вы, должно быть, имели возможность убедиться, что я — не враг вам… — он улыбнулся и коснулся кончиком рукавицы кухлянки Бруснева.

— Хорошо, — Бруснев улыбнулся ответно. — Вот вы заговорили о том, что такие, как я, убивают свои лучшио годы и силы в ссылках… А почему?.. Почему они вынуждены находиться в таком нелепом положении?.. Может быть, по недомыслию молодости?! Делали бы добросовестно свои общественно полезные дела, не лезли бы на рожон, и было бы все в порядке… Но можно ли спокойно жить и спокойно делать эти самые общественно полезные дела в стране, остро нуждающейся в кардинальнейших, коренных переменах?! Не просто в деловом рвении немногочисленной просвещенной части нашего народа все дело, а именно в самых широких и решительных переменах. Уродлива вся жизнь нашего государства с его нелепой политической организацией, сковывающей энергию и творческие возможности великого парода! Вы вот сказали, Эдуард Васильевич, о том, какая громада наши страна… А посмотрите, как всюду на ее пространствах царит разнузданная, чисто азиатская, стихия бесправия, и здесь вот, в Якутсках, Верхоянсках, она особенно остро ощутима. Всюду — почти поголовное раболепие перед ничтожными людишками, наделенными почти неограниченной властью. Разве можно, я говорю, спокойно делать, какое-то отдельное дело, не помня об этом?! Разве можно посвятить себя целиком какому-то роду деятельности и считать, что этого вполне достаточно, тогда как все в окружающей тебя жизни наполнено самыми вопиющими противоречиями?!.


Еще от автора Вячеслав Иванович Шапошников
Ефимов кордон

В романе повествуется о жизни и творчестве оригинального художника-самородка Ефима Васильевича Честнякова, чья судьба оказалась необычной и сложной.


Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.