К пению птиц - [8]
Судите сами: я догадался, что объявись вдруг Бог, многие не захотят больше жить.
Не потому, что у грешников не хватит терпения ждать расплаты.
Не потому, что праведники поспешат в рай.
Для многих всякий и весь смысл жизни исчезнет, так как они увидят, что был этот смысл в непрестанно гревшей их дрожи.
— Верю — не верю.
И вот, свободы верить и не верить больше нет.
Я спрашиваю себя:
— Сколько нас, таких?
И боюсь ответить, как хочется, потому что мой ответ был бы:
— Все!
Тут как раз солнце выглянуло из-за туч на несколько секунд.
И никто мне не мешает поверить, что это знамение мне, что я верно догадался.
Судите сами: если бы ОН объявился и был над нами или среди нас, я точно бы знал, что пишу чепуху, и что тучам и солнцу до меня нет никакого дела, потому что вот ОН, вот они, а вот — я.
Скажу красиво:
— Я жив тем, что это только подозрение, что я лишь временно не пыль.
Прямой вопрос — братьям, сестрам и себе:
— Может ли Личность сосуществовать с Богом?
Я кинул мысленный взгляд на тот берег и понял, что им, на том берегу, ОН тоже мог не открыться.
Мне вспомнилось путешествие Гулливера в Лагнегг и его разочаровывающая встреча с бессмертными.
Пользуясь случаем, передаю привет г-ну Свифту.
Если у него есть возможность знать, что о нем думают, разве он не бывает счастлив в своей Вечности хоть иногда?
20. В скуке Вечности ЕМУ нас не хватало
— Как мне быть со Счастьем? — задумался я. Если в диктанте, который я пишу, достаточно правды, то позволит ли мне мой Черт закончить? Борьба с Чертом, как я представляю, и есть жизнь, хотя кто сказал, что в смерти мы расстанемся? Об этом мне пока не надиктовано.
Я затосковал от зыбкости своего состояния, когда я готов сделать над собой любое доступное мне усилие, работать до кровавых мозолей, но это ничего не гарантирует. Я не знаю, смогу ли приблизиться хоть на шаг к решению хоть одной проблемы: разобраться то ли с Чертом, то ли с Верой, то ли с Душой.
Да что же это за рабское у меня с этим текстом положение!
Крах работоголизма налицо: я не работаю, я нахожусь в тревожном ожидании милостыни изнутри себя.
Я подумал о радостях вспашки и посева, о волнениях в ожидании весенних дождей — и мне захотелось стать фермером: близко к Земле — и совершенно очевидно, чего просить у Неба.
Правда тут же я понял, что на зиму хочу в тропики — можно и на остров Бали.
Я даже представил себя на пляже — не очень широком, чтоб было близко и до моря и до пальм, но и не настолько узком, чтобы тень от деревьев раньше времени прятала от меня солнце.
Лучше того, я выберу западный край острова — пусть солнце садится в море.
— О, если б навеки так было, — подпою Шаляпину, чтобы в очередной раз понять, какой ужас заключен в слове НАВЕКИ — даже если это виденье моря и пальм.
ВДРУГ… Это слово не ужасно, оно ненавистно, мне чудится в нем мой собственный умильный взгляд у барского стола.
Попрошайничая у стола Доброго Хозяина, мое Я ненавидит это слово.
Вдруг я понял, что Он нас создал потому, что в скуке Вечности Ему нас не хватало.
Иначе, чего было трудиться?
Задача по дешифровке: КОМУ могло нас не хватать?
За ходом мысли следим по обнажившейся в раскопках смене Царств.
Это — творческие пробы. Получалось, видимо, не то, не то, не то.
Перестали развлекать и динозавры…
Кто как не Черт мог подсунуть мне давеча сон — противную пародию на Реку Времени, на метафору, столь меня впечатлившую, что иногда мне и впрямь кажется, что я в потоке — и плыву.
Мне приснилось, как я смотрю на рыболовов, ловящих рыбу в небольшой и мелкой речке. Я увидел, что движется в речке не вода, а дно.
И вдруг я подумал: а не Времени ли ЕМУ нехватало?
И действительно, что там эти жалкие в виду громадности Вселенной и очевидности Панспермии мы.
Мы не цель. Как и всё вокруг, мы лишь Следствие Решения Покончить со Скукой и Устроить Большой Взрыв, Чтобы Время Потекло.
Впрочем, не комично ли говорить о скуке, относя ее к безвременью?
— О безвременье мне нечего сказать, — признаюсь себе, в то время как из услужливой памяти возникает сфинкс, будто достаточно сидеть и молчать, чтобы время стояло.
Услужливая память подает мне слово Дух как поплавок для привычного плавания по поверхности вещей, и вот уже готова история, как Дух захотел увидеть, а потом захотел понять, что он видит, и как для отражения текучести времени подходящей оказалась вода.
Слабосоленая вода с примесью белка и жира, потомок динозавров, Я.
21. Что в репертуаре?
Тут я с радостью заметил, что мои безнадежно-панспермические мысли входят в явное противоречие с существованием хора и оркестра.
Вселенная перестает быть холодной и при этом, вопреки законам природы, ледники Антарктиды прекращают свое сулящее гибель таяние, когда объединенная команда людей издает звуки, подсказанные Добрым Хозяином и организованные по законам Накопленного Настоящего.
Перед фактом столь очевидной божественности сотрясений воздуха я еще в детстве удивлялся парадоксу условности нашего существования в сравнительно тонком слое атмосферы.
Удивляюсь и сейчас.
В детстве меня повергал в смятение мысленный эксперимент общения с глухими пришельцами, когда было так легко найти общий язык, используя предметы и символы — а музыка как бы и не существовала.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.