К отцу - [71]

Вечером Сергей сказал Юлькиной матери:

— Авдотья Емельяновна, вы соберите Юлечке, что надо.

— Договорились? — обрадовалась она.

— Да, все в порядке. Мы едем в Красноград.

— Ну и слава богу! Я хоть тревожусь, а ничего, рада. Все равно у Юльки с Валькой ничего не выйдет: не создана она для этого, для хозяйства. Только вот отец…

— Отступать некуда, Авдотья Емельяновна, Юля уже рассчиталась на заводе. Впрочем, вы ведь все знаете…

Авдотья Емельяновна кивнула.

— Мы поедем в Красноград. Вы за Юльку не беспокойтесь. Я за нее головой ручаюсь, Пока она у моей матери поживет, а замуж выйдет… — Сергей замолчал, не договорив.

— Если вы так говорите, замужества ей не видать, — огорченно сказала Авдотья Емельяновна, — у нее один вы на языке. Она с вашей карточкой и не расстается.

— С какой карточкой?

— Машутка ей прислала вашу карточку, она просила.

— Я этого не знал… Но…

Сергей почувствовал, что Юлькина мать ждет от него каких-то важных слов. Слова эти были, он мог легко найти их, но выговорить вряд ли бы сумел. Он и Юльке не сказал бы этих слов. Видно, не пришло еще время. И хотя Сергей желал, чтобы оно наступило быстрее, и думал об этом, но мысль, что можно ускорить счастливую развязку, поторапливая свое чувство, была ему неприятна.

— В общем, собирайте Юлю в дорогу, — наконец проговорил Сергей, — и ни о чем не беспокойтесь.

— Не знаю, Сергей Васильич, ничего не знаю. Дело ваше.

Юлькина мать нахмурилась, и Сергею показалось, что она совсем упала духом.

— Авдотья Емельяновна, — желая успокоить ее, произнес он. — Плохо ей не будет, я за это ручаюсь!

Утром, открыв глаза, Сергей сразу увидел Юльку: она стояла на лестнице и, сияя улыбкой, глядела на него.

— Утро вечера мудренее, — сказала она. — Здравствуй, Сережа!

9

После разговора в саду дядя Андрей уже не называл гостя Серегой. В хрипловатом голосе старика появилось что-то медовое и заискивающее.

— Никак не поговорю с тобой, Сергей Васильич, — сказал он, снимая косу со стены сарая. Мешки, свернутые в рулончик, лежали на крыльце.

— Поговорить надо, — отозвался Сергей. — Я и сам хочу с вами поговорить.

— То рынок, то клеверок… Заботы, хозяйство! А мне с тобой бы посоветоваться надо.

— Разоблачат вашего бригадира, который мокрым берет. И вас вместе с ним… Прекратите лучше, Андрей Васильевич. Вот вам мой первый совет.

— Спаси господи, что ты!.. — испугался дядя Андрей. — Я, чай, не задаром кошу. У меня нынешний день оплачен.

— А в музей? — вдруг подбежала к Сергею Юлька. — Когда мы в музей пойдем?

— То в лес, то в музей… Валентин Иваныч на тебя жаловался, смотри! — проворчал дядя Андрей, хватая мешки.

— Не понравился разговор, — усмехнулся Сергей, провожая Юлькиного отчима взглядом.

— Я боялась, что ты ему скажешь, — призналась Юлька.

— Конечно, скажу. Ты думаешь, я тебя, как полонянку, тайно увезу?

— Почему тайно? Не тайно… Но я согласна и тайно! — тихо воскликнула Юлька. Наверное, ей хотелось этого. Но она понимала, что такой путь Сергея не устраивает. — Как ты хочешь. Только пусть мамка ему первая скажет. Она говорит, что дед задумал на работу устраиваться. Это что-то новое. Хитрый он, за версту все чует.

— Что же он чует?

— Подожди. Вот посмотришь… У меня такое предчувствие, что он о чем-то догадывается.

— Ладно, пошли в музей.

В монастыре под березами было безлюдно, тихо и прохладно, даже холодновато было и в краеведческом музее. Сергей и Юлька осмотрели все его экспонаты за какие-нибудь полчаса. Ничего интересного не было, если не считать двух-трех довольно старых икон, осколков цветной черепицы времен Ивана Грозного да одного любопытного документа. Он гласил: «Холоп боярского сына Лупатова — Никита изобрел деревянную машину с крыльями и рулем, опустился с колокольни Александровой слободы. «Отцы церкви» свирепо расправились с ним. Приговор:

«Человек не птица, крыльев не имат. Аще же приставит себе крылья деревянные, против естества творит. То не божьи дела, а от нечистой силы. За сие содружество с нечистой силой отрубить выдумщику голову. Тело окаянного пса бросить свиньям на съедение. А выдумку, аки дьявольской помощью снаряженную, после божественной литургии огнем сжечь».

— Не дурак был этот гад, что писал, стиль есть, — тихо сказал Сергей. — Он вгляделся в картину, на которой был изображен Никита в полете. — Один из первых русских летчиков, Юлька! Изобрел деревянную машину с крыльями и рулем… Изобретатель. Мы с ним как-никак одной профессии! Жаль, что чертежи, конечно, не дошли до нас. Если они были…

— Все спалили мракобесы.

— Никита! Счастливый был человек! — продолжал Сергей. — Может быть, ему снились Гагарин и Терешкова?

— В образе святых, — добавила Юлька.

— Нет, — возразил Сергей, — этот человек в бога не верил. Право летать, кроме птиц, принадлежало только богу и его свите. А он посягнул на это право. Вот кому бы музей-то посвятить — первому летчику Никите, холопу боярского сына Лупатова!

Юлька посмотрела на Сергея, потом опустила глаза. Сергею показалось, что она хотела о чем-то спросить его. Он почти предчувствовал этот вопрос. Но Юлька не решилась и отошла. За распахнутой дверью, на ступеньках, прижавшись к Сергею, она сказала шепотом: