К отцу - [68]

— Никогда? — усомнилась Юлька.

— Никогда, — повторил Сергей. — Любовь к женщине, даже и после развода — счастье. Любимая профессия — счастье. И, наконец, я понял, что еще не до конца прожил свои лучшие дни в прошлом. Прошлое никуда не уходит. Для человека время уйти не может: в один и тот же прожитый день можно возвратиться тысячу раз. Может, тебе не понятно?

— Все понятно. Во сне я постоянно возвращаюсь. Мне кажется, я жила везде: в Древнем Египте, в средневековой Европе, в скифском стойбище, здесь, в Александровой слободе. Но только… — Юлька помедлила: — Мне кажется, что у тебя что-то случилось, не все в порядке.

Сергея совсем не удивило, что Юлька так просто заговорила об этом. Он понял, что ждал этого, и снова обрадовался. Давно нужно было сказать Юльке правду. И он решил сделать это. Но сначала спросил:

— Скажи, Юлечка, а ты в самом деле видела тот сон?

— Ладно, не отвечай, — сказала она, словно не расслышала его вопроса. — Ты действительно счастливый человек, я это чувствую.

— И сегодня я счастливее, чем вчера, — добавил Сергей.

Юлька тихо шла, опустив голову. Она как будто прислушивалась к чему-то. К чему она прислушивалась, чего ждала? Как радостно и сладко было смотреть Сергею на Юльку! Теперь он сам взял ее под руку и сказал:

— Я рад, что приехал в Александров, Юлечка!

— Может быть, ты приехал потому, что я сильно захотела этого, — прошептала Юлька.

— Может быть…

— Сережа, — громче начала Юлька, — а почему ты не сказал, что о твоем отце написана книга? И мама твоя не писала…

— Да… — после молчания сказал Сергей. — Фронтовые воспоминания.

В книжке было напечатано и письмо отца, последнее напутствие десятилетнему Сергею.

«Ходи прямо, Сергей! Главное в жизни — ходить прямо, во весь рост! Человек не так давно встал на ноги, его сгибает к земле. Иные люди до сих пор бегают на четвереньках, только не всем это бросается в глаза. Всегда ходить прямо не так легко, Сергей, вот почему надо всегда, каждый день стремиться ходить прямо!»

— Кто же тебе сказал о книге? — спросил Сергей.

— Я сама узнала. Из «Комсомольской правды». В прошлом году была статья о тебе…

— Да, была, — смутился Сергей.

Говорить о статье Сергею было неприятно. Журналист ставил инженера Сонкова в пример другим. В статье была даже фраза, что великий Эйнштейн тоже был инженером. Сергей старался не вспоминать эту статью, хотя она многим в институте понравилась. Это — дело прошлое, и разговор, заведенный Юлькой, был совсем некстати…

Сергей и слова сказать не успел, как спохватился: почему же некстати? Нет, кстати, кстати, Сергей Сонков, сын Василия Сонкова!

— Тот журналист, который писал обо мне, ошибся, Юлька, — сказал он. — Если он приедет второй раз, как обещал, то уже не встретит меня: я уволился. — Сергей усмехнулся и добавил: — По собственному желанию.

— Вчера вечером я сразу что-то почувствовала, — не удивилась Юлька. — Что же случилось?

— Банальная история, — облегченно вздохнув, сказал Сергей. — Я воспротивился появлению одной машины. Один уважаемый, лучше сказать, уважаемый за прошлые заслуги товарищ изобрел велосипед. Ну, не совсем велосипед, но что-то такое в этом роде. Машина была раньше времени разрекламирована. Некоторые люди, видные, но в технике весьма неосведомленные, потирали руки: и мы движем технический прогресс! Разговоры о недостатках машины тонули в громовом хоре похвал. Стоило мне поставить свою подпись, и… Но я ее не поставил. Наверное, никто этого не ожидал. Я ведь только исполнял обязанности главного.

Сергей вспомнил, как директор института уговаривал его быть разумным, и, снова усмехнувшись, добавил:

— Между прочим, меня поставили на это место вскоре после той статьи. А если бы я подписал проект, наверняка утвердили бы в должности главного.

— Ты жалеешь, что не подписал? — испугалась Юлька.

Сергей легонько сжал ее руку. Ему был приятен Юлькин горячий протест.

— Я жалею не об этом. Хотя решился не без раздумий.

Да, он не сразу решился на это. «Ваше мнение?» — спросил его директор, когда стало ясно, что он тянет. Главный инженер ни о чем не спрашивал. Он держался скромно, дружески здоровался с Сергеем. А директор настаивал все решительнее. Сергей пошел посоветоваться к приятелю, тоже инженеру, работавшему на заводе. Тот сказал без колебаний: «Лишняя плохая машина — ну и черт с ней!» — «Ты так думаешь?» — «Тут и думать нечего! Подпиши, тебя утвердят, и ты получишь возможность работать по-настоящему. Вот тогда-то пусть они попробуют заставить тебя подписать дерьмовый проект!» Совет приятеля вызвал у Сергея раздражение. «Я подпишу один плохой проект, ты подпишешь, третий, четвертый подпишут — и наберется десяток новых плохих машин». — «Так зачем же пришел за советом? — обиделся приятель. — Поступай как знаешь». На другое утро Сергей сказал директору, что он проекта не подпишет.

— Совсем не об этом я жалею! — повторил Сергей. — Понимаешь, Юля, мне казалось, что я поступаю хотя и вынужденно, но разумно. Со мной не соглашаются, я против, — значит, выход один: заявление об уходе. Но это был самый легкий выход…

Да, теперь ему уже ясно: самый легкий и стыдный, — и только поэтому он и в вагоне (да и дома еще!), и на сеновале, и сегодня утром все мучился, испытывая эту странную неловкость, словно обманул кого-то. Перед тем как написать заявление об уходе, он задумался: не сгоряча ли, не с обидой ли делает это? Решил, что нет, так и надо, сделал все, что мог. А получилось — и сгоряча, и с обидой. Что же он сделал, дубина, способный, извините, инженер, сын героя, которому отец писал перед смертью. «Ходи прямо, Сергей!» Он раскланялся перед обнаглевшим конъюнктурщиком и уступил ему дорогу: «Милости прошу, выкатывайте вашу машинку!»