К отцу - [2]

С мыслями о козе Маняша и уснула. Козе бы присниться — и дело с концом. Или пастуху тому же. Тоже было бы понятно. А так, если по теории, концы с концами не сходятся.

3

Маняша лежала на кровати и вспоминала, чем еще занималась вчерашний день. Странный сон беспокоил ее, и она старалась докопаться до причины. Все-таки без причины ничего не бывает. К добру сон или ко злу — другое дело. Об этом еще придется думать. А пока Маняша искала какой-нибудь намек на причину этого сна.

Вчера она проснулась поздно, в седьмом часу. Спала хорошо. Часов пять без перерыва, как в молодости. Даже смутилась немного, вскочив с постели. Самой себя застеснялась.

— Окстись, дурья твоя башка! Все царствие небесное проспишь!

Маняша укоряла себя, но так, для вида, чтобы не сглазить. Ей приятно было сознавать, что она в свои годы способна спать пять часов без перерыва. Да и работа с утра, по росе, какая? Козу выгонять тоже рано: семи нет. Лишний час поспала — и слава богу, на здоровье, бабушка!

Выгнав козу и выпустив в огород кур, Маняша поставила самовар, напилась чаю с малиновым вареньем. В восемь открывался магазин. Маняша сбегала за хлебом. Купила и бутылку подсолнечного масла заодно. Больше ничего ей не требовалось. Молоко свое, мясцо тоже свое, сахар еще есть. Пришла домой и села в передней комнате писать письмо младшему сыну.

Это письмо Маняша все откладывала со дня на день. Все ждала, что сын вот-вот напишет. Он закончил уже свою учебу, обещал обязательно приехать. Прошел июль. Вот и август уже на исходе, а сына все нет и нет. Неужели обманул? Не посчитал нужным заехать, мать проведать?..

Маняша не верила, поэтому и письмо все откладывала. Но вчера решила: надо написать. Может, заболел сын? Может, неудача какая? Уж больно чудная у него работа. Такая чудная, что, по его словам, только один институт в мире таких специалистов, как он, готовит. Желающих-то, видно, на такую должность совсем немного. Потому что в первую очередь голова на этой работе страдает. Маняша боялась, как бы с головой чего у сына не вышло. Без рук можно жить, без ног тоже люди живут, а ум пошатнется — беда хуже смерти. Боялась Маняша за сына.

— Зачем ты туда пошел? — спрашивала она младшего прошлый год. — Шел бы куда все идут. Лучше было бы.

Сын только посмеивался.

— Но если у меня призвание, мама?

— Какое призвание? Учеба — дело добровольное. Кто тебя призвать может?

— Кто призывает — это еще наука не выяснила. В общем-то, можно сказать, природа. А точнее, если между нами, ты. Тебя я должен благодарить за это призвание.

Сын любил свою работу. Как могла Маняша его отговорить?..

«Здравствуй, дорогой сынок! Доброго здоровица тебе пишет к вам и кланяетца твоя мать…»

Маняша писала долго. Ей было жалко сына, который выбрал себе такую трудную работу. Она не раз всплакнула, но не остановилась, пока не исписала два листа. Сын жил где-то далеко, на юге. Письмо шло туда три дня. Можно было легко подсчитать, когда ответ придет. Три дня туда. На четвертый получит и напишет. Да еще три дня обратно. Через неделю и надо ждать ответ, если все у сына в порядке. Неделю-то уж как-нибудь она прокоротает.

С этой мыслью Маняша и запечатала письмо в конверт. Неделя — не время. Только надо было давно сыну написать. Давно бы и ответ пришел.

— Дурья ты башка, дурья башка! — поругала себя Маняша.

А время уже за полдень перевалило. Маняша снесла письмо на почту, на скорую руку сварила щи и стала копать картошку. До вечера два мешка накопала. День прошел, как обычно, если бы не коза…

Но ни коза, ни письмо к сыну, ни выкопанная картошка не имели к странному сну никакого отношения. О своих родных Маняша давным-давно не вспоминала. В церковь тоже с год, пожалуй, не ходила. Причин для такого сна вроде бы совсем и не было. Да только, может, причина глубже где. Но как в глубину, в самую суть, Маняше проникнуть?..

«Больно умишка-то у меня маловато. Куда уж мне со своим умишком такую тайну разгадать!» — с огорчением подумала Маняша и решила, что всего ей не передумать, пора и на ноги.

Утро было опять славное, теплое. И все было бы хорошо, если бы не сон.

4

Маняшин кошелечек лежал на комоде. Особенный был кошелечек. Раньше носили такие ридикюли. С железной защелкой. Только большие. А кошелечек у Маняши маленький и уже потертый. Давно уже бегает с ним Маняша. Куплен он еще до денежной реформы, когда мелочь, гривенники да пятиалтынные, совсем в счет не шла. А о пятаках и говорить нечего. Это теперь пятак равен прежнему полтиннику. Упадет — нагнешься и поднимешь: полрубля ведь. Но пятаков сейчас в кошелечке — ни одного. Гривенники есть. Двугривенный один. Рубль металлический, на нем солдат с мечом. Сказывают, юбилейный, рубль особенный этот. И еще в кошелечке три пятерки — все, что осталось у Маняши от пенсии. А пятаков нет и в помине. Но Маняша хорошо помнит, что вынимала из кошелечка пятаки. Тугой был, тяжелый кошелечек.

— Дурной сон, — сказала Маняша. — Ничего не сходится. Дурной — и все. И думать о нем больше не хочу.

Но это лишь было бы сказано. Выйдя на крыльцо, Маняша стала прикидывать. Поглядела из-под руки. Нет, с крылечка ангелов нельзя было увидеть. Они стояли не посредине улицы, а возле самых ворот. Слева отец стоял, справа муж, а между ними мать. Будто Маняша открыла калитку и сразу их увидела. Они поклонились и руки протянули. Ладонями кверху были руки. И в каждую ладонь Маняша по пятаку положила. Потому что в кошелечке одни пятаки лежали. Она хорошо запомнила: целый кошелечек пятаков. И кажется, все новенькие были пятачки. Да, новенькие, на солнце блестели. Положит Маняша пятак на ладонь, а он блеснет, как золотой.