К отцу - [4]

— Ну вот. Про что я тебе хочу рассказать, невеста. Про кровь я тебе расскажу. В науку решил углубиться. Пра слово. Наукой доказано, что кровь у людей разная. Не веришь?

— У всех красная, — ответила Маняша. — Чего же разная?..

— Не то. Не про цвет говорится, а про свойство. Пра слово. Она на группы разбита. Первая, к примеру, не сходится со второй, а вторая с третьей. Какой признак, ты считаешь?

— Какой признак? — спросила Маняша.

— А признак такой, что бога не существует, — уверенно сказал дядя Лукьян. — Это я вывел. Сам вывел.

— Как же это ты вывел?

— Угадай.

— Ты сам скажи, если умный такой.

— А вот как, — сказал дядя Лукьян, приосаниваясь. — В Писании говорится, что бог создал человека по своему образу и подобию. А раз так, и кровь должна быть у всех одинаковая. А она разная. И выходит, бога нет.

— Твое такое мнение?

— Ну вот. Теперь каюк попам.

— Испугались они тебя…

— И не спорь со мной. Науки они боятся. Для них наука — это вот. — Дядя Лукьян полоснул по тощему горлу ладонью. — Смерть. Заявить надо. Может, премию дадут.

— Отвалят! — насмешливо сказала Маняша. — Гляди.

— Обязаны.

— Ну, ну…

Дядя Лукьян был на выдумки горазд. Он почитывал книжонки. Иной раз Маняше и любопытно было послушать какую-нибудь диковинную историю. Но сейчас у нее не было настроения.

Не догадываясь об этом, дядя Лукьян продолжал:

— Ну вот. Полагаю, произойдет открытие. В науке переворот. То-то меня сны замучили.

Услыхав это, Маняша даже обмерла.

— Да все кровь и кровь. Пра слово. Так она и течет, так и хлещет. И пузыри по ней. Все пузыри, пузыри. Бегут и лопаются, и лопаются, и лопаются.

— Лопаются, лопаются, — передразнила дядю Лукьяна Маняша. — На то они и пузыри, чтобы им лопаться. Тут не такие сны бывают!

Она спохватилась, да было уже поздно: дядя Лукьян заинтересовался.

— Ну вот, — сказал он. — А ты объясни, какие такие. Я сны умею разгадывать. У мамаши покойницы научился.

— А-а!.. — пренебрежительно сказала Маняша и махнула рукой. Ей не хотелось говорить дяде Лукьяну о своем странном сне. Но и не сказать кому-нибудь было тоже нельзя. Маняша это чувствовала. Сон к людям просился.

— Напрасно. Пра слово. Это ты напрасно, невеста, — обиженно проговорил дядя Лукьян. — Каждый сон имеет свое объяснение. Чудной, что ли, сон?

— То-то, что чудной.

— Читал я у одного писателя, у Максима Горького: сапоги идут по полю. Ну вот. Голые сапоги.

— Какие сапоги! — сказала Маняша, совсем потеряв терпение. — Что ты за сапоги выдумал? Мне ангелы приснились. Живые ангелы!

— А мертвых не бывает, — спокойно возразил дядя Лукьян. — Ангелы завсегда живые. — И деловито спросил: — Сколько числом?

— Трое, — ответила Маняша. — Два ангела мужского полу, а третий женского.

— Глупые ты слова говоришь, невеста! — сказал дядя Лукьян. — Ангелы-то не парни и девки, они не делятся на мужской и женский пол. Пра слово.

— Как же так не делятся, если я сама видела, своими глазами. Два ангела мужского полу, а третий женского. И все с крылышками.

— Не делятся, — настаивал дядя Лукьян. — Это им ни к чему. Нужды в этом нет. Ну вот. Они одново полу.

Дядя Лукьян говорил, как человек знающий, бывалый, а Маняша стала сердиться.

— Не делятся, не делятся, заладил! Ты же в церкву не ходишь. И никогда не ходил. Ты безбожник! Как тебе знать, какого они полу?

Дядя Лукьян затруднительно почесал лохматый затылок. Только на затылке и остались у него волосы. Зато росли там буйно, как у попа.

— Это верно, — сказал он. — Пра слово. Так ить в церковь не обязательно…

— Я тебе русским языком говорю, что видела ангелов. Вот тут они стояли. — Маняша несмело ткнула пальцем в траву. — Два ангела мужского полу, а третий женского. — Она помолчала и добавила: — Как не понять, если покойные папаша, мамаша были да муж.

— Чего, чего? — спросил дядя Лукьян.

— Папаша, мамаша да муж, говорю, — тихо повторила Маняша.

— Не врешь? — спросил дядя Лукьян, очень пораженный.

— Чего мне врать? Какая корысть?..

— Ну вот! — сказал дядя Лукьян и опять почесал в затылке. — Чудеса! И мамаша, значит? Как же ее в ту кампанию занесло? Пра слово…

Маняша уже не могла сдержать себя и рассказала дяде Лукьяну все до конца: как ангелы просили милостыню у нее под окном и как она каждого из них оделила пятаком. В кошелечке у нее будто бы одни пятаки и были…

— Ну, Маняха, — уверенно сказал дядя Лукьян, — это особенное что-то! Это так просто не бывает. Пра слово. Ангелы — одно дело, а чтобы милостыню просили — совсем другое. Это тут надо покумекать. — И рука дяди Лукьяна снова полезла в гриву волос на затылке.

— К чему может быть такой сон? — спросила Маняша. — Что означает?

— Тут надо покумекать, — повторил дядя Лукьян. — Это дело не простое.

— К несчастью? Или, может, к добру? — тихо продолжала Маняша.

— К добру! — уверенно заявил дядя Лукьян. — Ну вот. Такой сон обязательно к добру. Но это не все.

— А чего же еще? Говори, если знаешь.

— Это — знак тебе. Пра слово.

— Какой же такой знак? — растерялась Маняша. — Божий?

— Погоди. Пра слово. — Дядя Лукьян стал морщиться, словно у него заболел живот. — Про что это мы? Да, про сон. Ты меня не перебивай, Маняха. Сон — это явление научное, доказанное. Мало ли что во сне может привидеться. За это никто отвечать не может. Третьего дня я во сне своего племяша зарубил.