К освободительным технологиям - [4]

На самом деле, мы имеем дело не с вопросом, могут ли эти новые технологии обеспечить нас всем жизненно необходимым в обществе, свободном от труда. Вопрос в том, могут ли они помочь гуманизировать общество, способствовать созданию совершенно новых отношений между людьми[5].

Я ставлю вопрос, который совершенно отличается от тех, какие обычно задают в отношении современной технологии. Намечает ли эта технология новое измерение в сфере человеческой свободы, освобождения человека? Может ли она не только освободить людей от нужды и труда, но и привести их в свободное, гармоничное, человеческое сообщество равновесия — экосообщество, способствующее неограниченному развитию их возможностей? И, наконец, может ли она вывести человека через царство свободы в царство жизни и желаний?

Возможности развития современной технологии

Я попытаюсь дать ответы на эти вопросы, указав на новые характерные черты современной технологии. Впервые в истории технология достигла точки, после которой ее возможности развиваться дальше, к замене рабочей силы машинами становятся неограниченными. Она покинула, наконец, царство изобретений и достигла царства развития — иными словами, перешла от случайных открытий к систематическому обновлению.

Значение этого качественного прогресса довольно откровенно описал Ваннавар Буш, бывший директор ведомства научных исследований и развития: «Представьте себе, что 50 лет назад кто-нибудь предложил бы построить аппарат, который заставил бы автомашину автоматически придерживаться белой линии в середине улицы, даже если водитель заснет… Его высмеяли бы, и его идею объявили бы плодом воспаленного мозга. Но представьте себе, что кто-нибудь потребует такого прибора сегодня и будет готов заплатить за него, невзирая на то, полезен ли он на самом деле. Изрядное число концернов немедленно вскочило бы на ноги, стремясь получить этот заказ и выполнить его. Даже самого изобретения вначале не потребовалось бы. В этой стране найдутся тысячи молодых людей, которым доставит удовольствие изобрести такой прибор. Они просто возьмут с полок некое количество фотоэлементов, электронных ламп, сервомеханизмов, реле и из этого, если будет нужно, сделают так называемую стендовую модель, и она будет работать. Речь идет о том, что наличие огромного числа разносторонних, дешевых и надежных деталей и людей, вполне умеющих с ними обращаться, сделало создание автоматических приборов почти рутинным делом. Вопрос уже не в том, можно ли что-либо сделать, а в том, стоит ли это делать».

Буш демонстрирует здесь две важнейшие характерные черты новой, так называемой «второй» промышленной революции, а именно гигантские возможности развития современной технологии и ориентированные на стоимостные критерии, антигуманные ограничения, которые на нее наложены. Я не стану останавливаться на том обстоятельстве, что фактор стоимости — а точнее говоря, мотивы прибыли — сдерживает применение технических новшеств. Уже вполне доказано, что во многих отраслях дешевле использовать рабочую силу, а не машины[7]. Лучше я более внимательно рассмотрю процессы, которые подвели нас к точке неограниченных возможностей развития.

Наиболее очевидная тенденция, которая привела к новой технологии, — это, вероятно, взаимопроникновение научной абстракции, математики, аналитических методов и конкретных, прагматических и совершенно посюсторонних задач промышленности. Такая система связей сравнительно нова. Предположение, обобщение и рациональная деятельность традиционно были резко отделены от технологии. Этот разрыв отражал глубокий раскол между праздными и трудящимися классами в обществе древности и средневековья. Если оставить в стороне гениальные труды нескольких немногих людей, прикладная наука появилась только в эпоху Возрождения, а ее расцвет начался в 18 и 19 вв.

Люди, персонифицировавшие приложение науки к техническим изменениям, — не изобретатели-конструкторы типа Эдисона, а системные исследователи с общими интересами, такие как Фарадей, одновременно обогатившие и человеческое знание положений науки, и техническое развитие. В нашу эпоху этот синтез, воплощавшийся некогда в работе одного отдельного творческого гения, стал делом анонимных команд. Хотя такие команды обладают неоспоримыми преимуществами, они слишком часто имеют все признаки бюрократических агентств — что ведет к усредненному, нетворческому отношению к проблемам.

Менее очевидно воздействие, порожденное индустриальным ростом. Это воздействие не всегда является технологическим; это нечто большее, чем замена человеческих рабочих сил машиной. В действительности, постоянная реорганизация трудового процесса, расширявшая и рафинировавшая разделение труда, стала одним из самых действенных средств увеличения производства. По иронии, разделение задач на все более нечеловеческие по своему объему части — вплоть до самых мизерных, детальных групп операций и чудовищного упрощения производственного процесса — наводит на мысль о машине, которая снова соберет все отделенные друг от друга задачи многих работников в единой механической операции. Исторически было бы трудно понять, как возникло массовое механизированное производство, как машина все больше заменяла рабочую силу, не проследив, как развивался процесс труда. Его развитие шло от ремесла, при котором высококвалифицированный, независимый работник выполнял многие различные виды деятельности, через горнило фабрики, где эти различнейшие задачи были разделены среди множества неквалифицированных и специально обученных рабочих, к высокомеханизированной фабрике, где задачи многих людей в значительной мере перенимаются машинами, которые обслуживают несколько рабочих, и, наконец, к автоматизированному, кибернетически управляемому предприятию, на котором работники заменяются наблюдательной техникой и высококвалифицированными профессионалами.