К истокам Нила - [63]

Примерно за час все, что положено в яму, эта своего рода «шихта», сгорает, и на дне ямы остается железо, несколько загрязненное шлаками и прочими примесями, его затем куют на каменной или железной наковальне и превращают в круглые диски, уже описанные нами «мело», или же в копья. Часто, однако, железо получается не чистым, содержит еще слишком много углерода. В этом случае, особенно когда требуется изготовить более тонкие изделия, делают что-то вроде восстановления (обезуглероживания). Это осуществляется в яме менее глубокой, меньшей по размеру и без горна.

В этой восстановительной печи тоже есть две расположенные друг против друга двойные фурмы, наклоненные несколько к центру очага. Железо, которое надлежит восстановить, обкладывают со всех сторон углем, разводят огонь и с помощью ручного меха создают постоянный ровный приток воздуха — и так до тех пор, пока не произойдет обезуглероживание и железо не начнет плавиться. Количество ковкого железа, получаемое зараз, по весу не больше нескольких фунтов, ведь в руде содержится едва ли больше 15–18 процентов металла. Продукт сам по себе весьма красноломкий, но работа производится тем не менее весьма чисто».

Изделия из железа у бонго, как и у джур, использовались как платежное средство, причем прежде всего в качестве денег считались «мело», то есть заготовки так называемого лóгго куллути (лопаты).

Члены этого племени — правда, исключительно женщины — изготавливали еще большие горшки и маленькие миски, кувшины и изящные чубуки для курительных трубок, которые раскрашивали, а иногда и глазуровали. Бонго ловко плели циновки, сети для охоты, а также набедренные пояса из соломы и из размятых волокон гибискуса, «которые часто очень изящны. Они делают корзины, по форме напоминающие сплющенный колокол, которые не пропускают воду, — их делают из гладких, тонких ветвей, а щели аккуратно промазывают смесью земли с навозом. Кроме того, им удается скрепить большие листья в шар, и притом настолько плотно, что в таких шарах переносят на большие расстояния зерно», — писал Хёйглин.

В сухое время года люди загоняли дичь в сети — когда сами, когда поджигая траву. Добычу распределяли между всеми. Такие животные, как крысы, ящерицы, саранча или цесарки также служили для пропитания.

Но наибольшее значение для джур и бонго имело земледелие. Образ жизни, обусловленный обработкой земли, не требовал от крестьян селиться большими сообществами или деревнями — из-за этого зерибы и смогли так легко подчинить себе эти народы. Мы уже говорили, как возникала зависимость старейшины какой-либо местности от пришлых торговцев и как это приводило к ломке имевшихся отношений: теперь место уважаемого всеми человека, наследовавшего свое звание от предков, обычно занимал поставленный агентом зерибы шейх, который не пользовался авторитетом у соплеменников, и его в любое время могли снять с этой должности.

Продукты земледелия в зоне саванн — как прежде, так и сейчас — довольно разнообразны. Кроме дурры (Sorghum durra), которую Швейнфурт называл «древнейшей африканской зерновой культурой» и размеры и формы которой весьма разнообразны, возделывают также и духн (или дохн, Penicillaria spicata), и еще одно растение с небольшими темными зернами (Eleusine соrасап). Из муки этих зерновых замешивают тесто, заворачивают его в листья и запекают в горячей золе. Рис не возделывали даже в зерибах, хотя Швейнфурт повсюду к югу от Эль-Газаль находил его дикорастущую разновидность (Oryza punctata).

Еще здесь выращивали различные сорта бобовых, сезам, завезенный из Америки арахис, ямс (Dioscorea alata), мощные, узловатые клубни которого весят по 50–80 фунтов, батат, маниок (Manihot glaziovii), тыкву, огурцы, бамию (Hibiscus diversifolius) и редьку. В самые отдаленные области проник тогда виргинский табак; бонго в невероятных количествах жевали и курили листья вида, имевшего местное название «маширр» (Nicotiana rustica). Кайеннский перец (Capsicum) бонго использовали, как это ни странно, как яд. Швейнфурт сообщал об этом: «К великому удивлению местных жителей, которые окунают наконечники в кайеннский перец, как в отраву (вот, на мой взгляд, еще одно доказательство того, что во многих частях Африки страх перед отравленными стрелами зиждется на мистификации), нубийцы взяли эти ягоды и бросили в свои миски с едой. Против людей, поглощающих отраву ложками, разумеется, нельзя было сражаться, а потому все сдались им без сопротивления».

В каба[101] большое значение для местных жителей имеет масляное дерево (Vitellaria paradoxa, Butyrospermurn), или «бассия».

«Мне принесли зерна его плодов, а также бутыль с приготовленным из них экстрактом. Дерево это очень высокое и довольно похоже на сикомору: здесь называют его, рак»», — писал Брён-Ролле.

Грандиозные заросли этих деревьев были по берегам Горного Нила, а также Эль-Газаль. В апреле появляются мясистые зеленые плоды, в круглой косточке которых невероятно много масла. Хёйглин пишет о плоде этого дерева (арабы называли его «шетр-эль-лулу»): «Желтая мясистая мякоть окружает одну — две нежные, разные по размерам косточки, которые по цвету и форме похожи на каштаны; их жарят, толкут и, облив холодной водой, отжимают, чтобы в результате получить немалое количество приятного на вкус растительного масла, застывающего уже при 20° по шкале Реомюра».