К черту! - [36]

В сотый раз крутился вопрос: зачем она подалась из Анидат? Она абсолютно не приспособлена к жизни с демонами. Здесь они через одного, и если не кидаются беззащитными девушками с обрыва, то берут в плен. Прямо не девушкой себя чувствуешь, а переходящим знаменем.

Девушка…

Столько испытаний, и девушка… Поцелуи — все, что удалось опробовать, да и то в воспоминаниях, и если мысли крутились вокруг Адэра, отгоняла их. Нечего на пустяки отвлекаться, война намечается.

Война…

События как во сне или сериале. А где хэппи-энд? Сегодня ее спасет Дон или лучше закрыть глаза и подождать завтра? Иногда она делала так в детстве, ложилась спать раньше, чтобы скорей новый день и чтобы снова увидеться с Доном, потому что девочкам неприлично по ночам долго общаться с мальчиками. От этого могут появиться слухи, а когда она станет старше — маленькие корри.

Не будет у Дона маленьких корри — он мертв. И у нее не будет — она разочаровалась в мужских особях. В Анидат действительно много почесателей языками, а в Наб или ГЗЖ, по словам девицы, — не осталось никого живого.

Да она просто слепа, или ей проще видеть вместо радуги лужу.

Чуп. Подвижный, болтливый, обидчивый и быстро отходчивый — разве можно его назвать мертвым? Или Дон. Да от его взгляда хищника чувствуешь себя дичью и его слова… от них ни минуты не веяло холодом.

А Марбас? Аббадон? И этот высокомерный блондинистый Самаэль? Любая девушка потеряла бы от них голову, и кровь по венам побежала быстрее. Способны на такое мертвые? Сомнительно. Их выдавали глаза, они бурлили энергией, и даже если тела подвергли процедуре смерти, начатое не завершили.

Из тех, с кем Вилла встречалась после прыжка через зеркало ведьмы, она бы причислила к мертвым Ризгора. В нем не осталось ничего положительного, минимум эмоций, контроль над всем, кроме темноты, которая его окружала. Ему самому с собой не страшно?

Но лучше переключиться на мысли о настоящем, потому что еще секунда и снова подумается о драконе, Адэре и… Да пошло оно все!

— К черту, — процедила чуть слышно.

Рыжеволосая, оторопев, оборвала монолог и, посматривая, как кот на сметану, спросила:

— Что-что?

Нет, можно смолчать, снова притворится, что язык болит, но впервые за почти месяц своих странствий Вилла не в компании мужских особей и как раз накипело…

Она встала с кровати и, как рыжеволосая, используя при необходимости язык жестов, высказала все, что думает об этом гребаном мире темных, о городах, в которых угнетают беззащитных женщин и, — о, как же приятно иногда не фильтровать речь и не говорить глупости, когда срабатывает заклятье Дуаны, — о том, что несмотря на всю свою кажущуюся никчемность, она достаточно сильна, чтобы найти выход. И если кто-то тут подумал, что она будет ждать, пока ее уничтожат или используют против Дона, то не пошел ли он… Далее следовал поток тщательно и долго удерживаемых заклятьем слов.

Выговорившись, Вилла вперила руки в бока, приготовившись к обороне, уставилась на рыжеволосую. Девица присела на кровать, и ее расслабленная поза и лукавая улыбка вовсе не предупреждали о нападении. По крайней мере, интуиция Виллы дремала.

— А знаешь, — сказала рыжеволосая, — я теперь понимаю, почему он на тебя позарился.

Вилла как раз ничего не понимала, в первую очередь, почему у похитительницы такой спокойный голос и улыбка… она выводит ее из себя, сбивает запал. Но она предположила, что речь идет о Доне и позволила ремарку, что никто ни на кого не зарился, и вообще не ее это дело.

— Почему не мое? — усмехнулась рыжеволосая. — Я — член семьи.

Теперь Вилла убедилась, что перед ней сумасшедшая. У ее матери детей больше не было, а у Дона и матери нет.

— Я говорю не о хозяине города, — сказала девица, встряхнув головой. — Никого не напоминаю?

— Лису.

Рыжеволосая рассмеялась.

— А ты похожа на декоративного кролика. Такая же симпатичная, безобидная и хочется потискать.

— Ты украла меня, чтобы это сказать?

— Я тебя не воровала.

— Хм?

Рыжевато-карие глаза похитительницы довольно блеснули.

— Это из разряда того, что невозможно удержать то, что тебе не принадлежит.

Вилла вспомнила наставления друга и подумала, что сейчас именно тот случай. Хотя, он и просил демонам передать, что она принадлежит ему, видимо, в это захолустье новости не добрались.

— Я принадлежу Дону.

— Что-что? — улыбка сползла с лица рыжеволосой.

Ну, вот, возможно, она признает оплошность и вернет ее хозяину города? Вилла заступится за нее, попросит не наказывать — подумаешь, ночная прогулка в трусах и майке, с кем не бывает? А если перед возвращением девица вернет ей джинсы, она даже пожмет ей руку. На прощанье. В надежде никогда больше не увидеться.

— Ты что? — повторила девица.

И Вилла, полагая, что та в шоке от своего поступка и от осознания, кого решила похитить, по слогам произнесла:

— Я при-над-ле-жу До-ну.

— Хм.

Девица соскочила с кровати, стала напротив, принюхалась, будто перед ней прошелся скунс.

— Уверена?

— Как никогда.

— Действительно, как никогда… — Девица бросила на Виллу сочувственный взгляд и пошла к двери. — Я еще никогда так не ошибалась.

Дверь захлопнулась, заскрипел массивный засов, но прошла секунда, дверь открылась, и рыжая зашла со свечой в темную комнату. Ни фонарей вокруг, ни окна — проемы забиты железом. Кунсткамера какая-то!