К черту! - [26]

Ведьма шевелила губами, прижимая к горлу ладони, видимо, ей с трудом давалась связь с городом.

— Что? Дуана?!

И вдруг глаза ведьмы расширились от ужаса, и громкий крик прорвался сквозь стекло:

— Беги!!!

Она что-то видела за ее спиной. Что-то, что ее испугало… Вилла обернулась. Дон. Не могла же она испугаться Дона? Она не знает, что он мертв, они незнакомы, а Вилла и не подумает ей все объяснять.

Бежать от Дона… Глупая мысль, она только что нашла его снова, и не отпустит. Дон, не отрываясь, смотрел в осколок, его лицо потемнело, треснуло рубцами. Плечи, руки, все тело синими пазлами осыпалось на пол, а после обернулось сгустком, который обрушился смерчем на стекло и ночной город.

— И кто в нем живет, если живых нет?

— Смерть.

Видя, как обваливается трехэтажка, мимо которой пронесся Дон и как под крики гаснущих фонарей пылью оседают разорванные лепестки ромашек, не оставалось сомнений, кто уничтожил город.

Сомнения были в том, позволит ли смерть жить ей, и… Дон это или чужая сущность, которую она наделила образом друга?

***

Сколько Вилла себя помнила, Дон всегда был рядом. На пять лет старше, он никогда не кичился разницей в возрасте и тем, что мальчик, и раздавал тумаки направо и налево, если кто-то обзывал ее конопатой.

— Тебя просто солнышко любит, — успокаивал Виллу.

И обещал, что когда она станет взрослой, заберет ее в путешествие и покажет другие города, где не только лето и солнце, и где ее веснушки будут появляться всего на полгода. Когда открылась правда, кто ее отец и жители улицы перестали здороваться с мамой, а только смеялись вслед и строили рожицы, и тыкали пальцами в Виллу, он не притворился посторонним. По-прежнему взбирался к ней в комнату через окно и подолгу рассказывал, что когда-нибудь станет таким сильным, что корри будут падать в обморок при одном упоминании о нем. Но Вилла знала, что он и так самый сильный, потому что у него кровоточила губа и бровь разбита, и мальчишки поджидали, когда будет возвращаться, а он сидел беспечно на подоконнике и улыбался. Ей.

Бездомный и незаконнорожденная — странная пара.

Вскоре мальчишки перестали дразниться, а две девочки даже предлагали общаться, но Вилла отказалась. Зачем общаться с кем попало, если можно дружить с другом? Да и соседи отстали от мамы. Говорят, сама герцогиня вступилась за них, и это было похоже на правду, потому что ее светлость предложила Вилле стать фрейлиной еще до совершеннолетия. Честь, которая оказывается не каждой корри, и не в таком юном возрасте.

Она мечтала о крыльях легал, и мама уверяла, что не будет обижаться, когда они перестанут общаться, поймет, если дочь начнет делать карьеру, а легал и не обязаны водиться с корри, это нормально. Но Вилла отказалась. Она слишком любила мать, чтобы забыть о ней, и крылья не позволят вольно путешествовать с Доном.

Узнав о решении, мама расплакалась, а Дон молчал, но Вилла была уверена, что он мастерски скрывает бешеную радость. Сказала ему, но он не признавался, на этой почве они впервые поссорились.

— Я прекрасно могу путешествовать и без тебя, — рассмеялся. — У меня полно желающих. Поэтому если ты осталась корри ради меня, не стоило.

— Твои желающие на все стороны раскидываются для других желающих, — не сдержалась Вилла. — Видела я твою пассию с прихвостнями герцогини, и они не облака на небе считали.

Дон не расстроился, сказал, что найдет другую уже сегодня, ночь длинная, а ей пора спать. Вилла попросила Дона убираться, а когда он, назвав ее ревнивой злючкой, ушел, убежала на городской праздник.

Главная площадь оказалась пустой, непривычно темной и тихой. В районе для легал не экономят на искусственном свете, но несмотря на это и на неблагодарность Дона, Вилла и не подумала проситься в услужение герцогине. Дважды никому не предлагают, а Дон, пусть и невыносимый временами, все равно друг.

И мама. Разве можно предать тех, кого любишь?

Она так погрузилась в размышления, что не сразу услышала шаги за спиной. Страх липкой паутиной скрутил внутренности, а быстрей идти не могла, бежать не могла. Дрожала в ожидании, упрекала себя в паранойе, злилась, что показала характер там, где не нужно.

Обернешься — никого, пойдешь — шаги возобновляются, и казалось, конца нет этому переулку. Впереди замаячила тень, а ноги приклеились, она стояла и ждала, пока все свершится, и разревелась, когда тенью оказался Дон и стал отчитывать ее, отчитывать. Вцепилась в него, как в подушку и кивала, соглашаясь.

Да, она понимает, что так поступать нельзя. Да, знает, что имел он ввиду всех своих пассий. Да, верит, что он любит ее и если даже и устраивает головомойку, то во благо. Нет, он никого не искал развеяться — с ней разве успеешь?

— Никогда не сомневайся, что ты нужна мне.

— Ага, а в путешествие уедешь с другой?

— Никуда я без тебя не уеду.

— Обещаешь?

— Да.

На следующий день Анидат облетели вести о нападении на двух девушек из корри, которые по описанию очень напоминали Виллу. Паранойя усилилась, и переросла в идею-фикс, что охотились именно за ней, но тут же разнесся слух о смерти Дона, и все маловажное, никчемное отпустило.

Дон? Умер?!

Она почти задушила жабу, которая пришла с соболезнованиями. Дон — бездомный, больше некому сообщать о его смерти, а они вроде бы общались — успела квакнуть жаба до покушения на свою холодную шею.