К алтарю с другим женихом - [21]

Наблюдая идеальный брак своих родителей, Джио никогда не представлял себя семейным человеком с женой и детьми, опасаясь, что не сможет уделять им время, которого они заслуживали. Однако рядом с Лусианой ему все казалось возможным.

– Мне бы хотелось увидеть рабов, – прервала она его размышления.

Взяв ее за руку, он повел девушку в другой зал, где экспонировались скульптуры под названием «Узники». В галерее были представлены четыре фигуры, остальные находились в коллекциях других музеев мира. Эта работа мастера считается незаконченной, хотя никто достоверно не знал, какова задумка скульптора. Возможно, он умышленно не стал заканчивать ее.

– Говорят, Микеланджело считал себя лишь инструментом, задача которого – отсечь все лишнее, поскольку скульптура уже жила в глыбе мрамора, – заметила Лусиана.

– Ага, мы, оказывается, оба изучали историю искусств в университете. Для меня это была хорошая разрядка после информатики и математики.

– А меня всегда особенно привлекали итальянские мастера.

Четыре фигуры поражали воображение. Каждый из четырех узников словно застыл, не в силах выбраться, – рука, нога, торс, голова оставались в мраморе – получеловек, полукамень.

– Некоторые искусствоведы считают, что Микеланджело показал стремление человека к свободе, – задумчиво произнесла Лусиана. Ее лицо выражало не столько восхищение, сколько сострадание и печаль. Джио понимал, как близка ей мысль скульптора о невозможности полного освобождения.

Краем глаза Джио заметил двух мужчин в черных костюмах, поглядывавших в их сторону. Джио надеялся избежать встречи с секретными агентами Изерота, хотя Лусиана допускала возможность слежки. Не исключено, что люди ее отца выследили принцессу, но дали пару дней насладиться иллюзией свободы. В таком случае Лусиану могли схватить в любой момент и прервать путешествие, так много значившее для нее.

Незаметно глянув на подозрительных мужчин, Джио увидел, что они отвернулись: скорее всего, это просто охранники музея. Странно, но он хотел защитить принцессу. В нем клокотала ярость, когда он видел ее печаль при виде узников Микеланджело – ведь она думала о своей судьбе. Как мог отец принуждать дочь следовать отжившим традициям и гендерному шовинизму, столь ненавистному Джио? Если бы он мог придумать способ помочь Лусиане и избавить ее от необходимости выходить замуж за соседнего короля.

Джио не мог понять, почему за короткое время так привязался к Лусиане. Вероятно, сыграло роль обостренное чувство справедливости.

Наконец Лусиана удовлетворила свой интерес к галерее Академии.

– У меня есть еще немного времени. Хочешь, покажу тебе другие достопримечательности города? Что ты сделала со своим париком? Он выглядит классно.

Взмахом руки Джио указал на запруженный народом мост:

– Перед тобой знаменитый Понте-Веккьо.

– Совсем не похож на те, что мы видели вчера, – удивилась Лусиана, глядя на многочисленные лавки и сооружения с окнами по обе стороны пешеходной зоны.

– Несколько веков назад здесь торговали мясом и рыбой. Теперь ты видишь галереи и сувенирные лавки, но в основном ювелирные магазины.

И в самом деле, Лусиана и Джио шли вдоль витрин с золотом и серебром. Туристы любовались блеском сверкающих драгоценностей.

– Старая пословица гласит: «Хочешь разориться – приходи с женой на Понте-Веккьо», – засмеялся Джио, глядя на оживленную жестикуляцию торгующихся продавцов и покупателей.

Почти в каждой витрине красовалась миниатюрная копия Давида – символа Флоренции. Обнаженный Давид украшал пластиковые чехлы для телефонов. Лусиана с иронией подумала, что, будь она принцессой королевства покрупнее, ее лицо смотрело бы с каждой фаянсовой чашки.

Внимание девушки привлекло оригинальное серебряное ожерелье в несколько рядов разной длины.

– Нравится? – спросил Джио.

– У меня есть очень похожее.

– То, которое ты продала в Барселоне?

– Нет.

Вдруг Лусиана испытала невероятное чувство стыда. Она, вероятно, сошла с ума, когда решилась продать семейные драгоценности. Они не принадлежали ей лично. Она могла носить их до тех пор, пока представляла свое королевство, а потом должна была передать своим детям и внукам. Какое право она имела распоряжаться ими?

Пульс резко участился. Приехав сюда, она взбунтовалась против отца, который всего лишь хотел защитить ее. Он, вероятно, умирает от тревоги. Если бы только он был сговорчивее, разрешил ей путешествовать, учиться, познавать мир. Или если бы она не потакала ему всегда и во всем. Возможно, тогда она не сбежала бы за его спиной в путешествие, несовместимое с ее положением.

Она рассеянно коснулась волос, удивляясь их легкости и мягкости. Джио заметил и сделал ей комплимент, не зная, в чем дело. Она предпочла пока не ставить его в известность: пусть не думает, что она занимается маскировкой. В целом авантюра с прической и побегом, несомненно, станет пятном на ее биографии. Вернувшись домой, она все исправит. Этот город, статуя Давида, Джио – все превратится в бледные воспоминания на фоне жизни, которая ее ждет.

– Сожалеешь о решении продать драгоценности? – участливо спросил Джио.

– Напрасно я приехала сюда. Думаю, что совершила ужасную ошибку.