Изюм из булки. Том 2 - [61]

Вадик рассказал о своем друге, питерском скульпторе Василии Аземше, к которому как-то подошел несчастный бомж и сказал:

— Брат! Дай на хлеб.

А Аземша как раз шел из булочной, и из авоськи у него торчал батон (или, говоря по-питерски, булка). Поняв просьбу буквально, скульптор отломил свежую горбушку и протянул ее страдающему брату.

Страдающий брат плюнул, грязно выругался — и долго еще потом грязно ругался в удаляющуюся спину добросердечного скульптора.

В ответ я поделился воспоминанием о Григории Горине: мы стояли в тамбуре поезда Нижний Новгород — Москва, ожидая отправления, когда с аналогичной просьбой (насчет финансовой поддержки в счет человеколюбия) у ступенек возник юноша призывного возраста.

На юноше были кроссовки «адидас», джинсы «левайс» и фирменная курточка.

И Григорий Израилевич нравоучительно сказал ему:

— Юноша! Вы недостаточно плохо одеты.

Возможно, продюсер Малакянц тоже вспомнил бы какую-нибудь историю на эту трехгрошовую тему, но тут Жук заметил, что на парапете чугунной ограды, возле которой мы стоим, лежит горстка медных монеток.

Происхождение этой мелочи мы поняли через пару секунд: монетки оставил мальчик, просивший подаяния. Серебро взял, а медью — побрезговал.

— Ни фига себе, — сказал я.

— Да, неглупо, — сказал Жук.

А продюсер Малакянц аккуратно собрал медь и, положив ее себе в карман, наставительно произнес:

— Мальчик никогда не будет богатым.

Мы с Жуком, видимо, тоже.

Стрелки

Приход в голову настоящей шутки — всякий раз чудо и счастье.

Дело было в Риге (Рига — в этой истории обстоятельство важное, оставьте его, пожалуйста, в голове на пару минут).

Мы ужинали большой артистической толпой в каком-то клубе. На стене висела картина — обычная, признаться, мазня: дворик, домик, дерево, собачка… И вот встал Вадим Жук и вкрадчивым голосом экскурсовода начал раскрывать нам художественные тайны этого полотна.

Молол что-то несусветное (Вадим Семенович — один из немногих моих друзей, знающий живопись по-настоящему; это и дает ему возможность качественно валять дурака).

Цветовая гамма, говорил Жук… работа со светотенью… школа Рембрандта… композиционное решение… обратите внимание на собачку…

Я обмирал от наслаждения — так это было изящно. Пять минут монолога — и ни единого шва, ни малейшего усилия, никаких следов внутренней работы! Когда с собачкой было покончено, все уже не смеялись, а всхлипывали от смеха.

И тогда Вадик казенным голосом сказал:

— Перейдем к следующей картине…

И обернулся наугад.

А никакой картины не было: за его спиной висели на стене обычные часы. Но паузы в монологе Жука не случилось. Он сказал:

— Эта картина называется «Латышские стре́лки»…

Концептуальненькое

Вадим Семенович Жук вошел в зал концептуального искусства лондонской Tate Modern, осмотрелся и спросил:

— У вас тут — ремонт?

Визитка впрок

На его визитке в давние советские годы значилось: «Вадим Жук, отец Ивана».

Ване в ту пору было совсем немного лет, и такая самоидентификация выглядела милой шуткой.

Как писалось в старых романах: прошли годы…

У меня брала интервью молодая журналистка. Среди прочего, поинтересовалась, кто пишет куплеты для программы «Плавленый сырок». Я назвал Вадима Жука, предупредив: вы вряд ли знаете это имя…

— Не знаю, — призналась она. — Я знаю — Ивана Жука!

— А кто это? — поинтересовался я.

— Ну как же! Известный рок-музыкант.

Правильно было написано на той визитке!

В шляпе

И привез я из Австралии шляпу из шкуры кенгуру — и в день рожденья Вадима Жука, посреди застолья, водрузил на ее новое законное место. Раздался хор одобрения — Вадим Семенович в кенгуриной шляпе был неотразим!

Когда восторги стихли, за столом раздался скептический голос Аллы Боссарт:

— Недорогая, наверное…

Уважительная причина

Убегаю на прямой эфир, засидевшись за копьютером, — дикий цейтнот, суета… Где ключи, где кошелек?

Зашедшая в гости взрослая дочь меланхолически наблюдает за моим броуновским метанием по квартире. Ключи найдены, но собака унесла ботинок! Ботинок отобран, но где мобильный телефон?

Наконец, уже в дверях, крик отчаяния:

— Рыб не покормил, еб твою мать!

Дочь, с неподдельным интересом:

— Поэтому и не покормил?

Где сядешь…

Поинтресовался у N. деловыми характеристиками общего знакомого и получил ответ:

— Попросишь его об эвтаназии — будешь жить вечно!

Метафоры

Про пассию своего племянника N. выразилась так:

— Она длинная и скучная, как Профсоюзная улица!

А художник Жутовский заметил по адресу одного господина:

— Холодный, как батарея летом.

Какая ужасно-прекрасная точность! Не как айсберг (это было бы феноменом природы), а именно — «батарея летом».

Не хочет включаться.

Взятка в рабочее время

Дело было в «Литгазете», в редакции «Клуба 12 стульев», в лучшие его годы. Появиться на шестнадцатой полосе было большой честью, и некий автор, получив гонорар, нашел ему наилучшее применение: купил бутылку хорошего армянского коньяка и пришел в редакцию — крепить контакты…

А коллектив редакции был, мягко говоря, пьющий. Оттопыренную полу пиджака, разумеется, заметили сразу — и с нарастающим нетерпением ждали, когда автор вынет и поставит. А тот все мялся, мучаясь порочностью своего замысла. Наконец, решился и водрузил свой коньяк на стол, за которым сидел редактор Виталий Резников.