Изюм из булки. Том 2 - [57]

И итальянцы расхватали октябрятские значки как миленькие!

Сублимация

Матч Англия — Эквадор я смотрел в кафе, в компании группы московских армян. Все они страстно болели за Эквадор!

Это была моя первая встреча с людьми, питающими пристрастие к эквадорскому футболу, и я осторожно поинтересовался причиной этого странного недуга.

И услышал поразительное признание:

— У них флаг на наш похож…

Премия Дарвина

Эта премия — плод черного юмора — предусмотрена за самую идиотскую смерть. Пьяный поляк на спор отпилил себе башку автопилой… ветеринар в зоопарке поставил слону клизму и остался посмотреть на результат… какого-то японца подбросили и не поймали на корпоративной вечеринке…

Я мог стать лауреатом этой премии в номинации «геополитика».

Дело было так.

В Хорватии, летом, я зашел в спорт-бар — занять столик на вечерний матч английской премьер-лиги. Увы, ответили мне, здесь будут показывать не Англию, а главное хорватское дерби.

Тут-то я и проявил осведомленность:

— «Партизан» играет?

Настала тишина.

«Партизан» — сербская команда.

Что во мне замкнуло, до сих пор понять не могу. Переотдыхался, видать.

С перепуга я немедленно вспомнил и озвучил имена Шукера и Просинечки, вспомнил славный хорватский «бронзовый» 1998 год…

Только это и спасло меня от линчевания.

Двойной стандарт

Комментатор футбольного матча Германия — Украина сообщил россиянам об антиукраинской кампании в немецких СМИ:

— Немцы возмущены отношением на Украине к собакам…

И подумав секунду, закончил с некоторым недоумением:

— Почему-то именно к собакам…

Тревожный сигнал

Во время матча итальянской футбольной лиги комментатор заметил:

— Генуэзцы ни в чем не уступают миланцам…

Моя жена, услышав это, удивилась:

— Откуда он знает?

Действительно, откуда?

И главное: откуда сведения по этому вопросу у моей жены?

С чего бы вдруг?

Шел матч «Фейенорд» — «Бавария». Играли в Роттердаме.

Чуткий российский комментатор, понаблюдав за реакцией трибун, сообщил телезрителям: «Почему-то в этом городе не любят немцев…».

Роттердам был стерт с лица земли авиацией Геринга 14 мая 1940 года, но знание об этом выходило за пределы специализации…

Соавторы

Фашисты были не вовсе чужды культуре.

Один любитель живописи из числа офицеров вермахта посетил (в заблаговременно оккупированном в Париже) мастерскую Пикассо.

Ходил, разглядывал холсты. Остановился у «Герники».

Поинтересовался:

— Это ваша работа?

— Нет, — ответил Пикассо. — Это — ваша работа.

Страшная месть

Замечательного фантаста Михаила Успенского пригласили на семинар в Польше. Сделав ваучер в какой-то турфирме, Миша рванул из своего Красноярска в неблизкий путь.

Белорусских пограничников Успенский прошел без помех, но их польские коллеги проявили похвальную бдительность, обнаружив, что какая-то строчка в ваучере не заполнена на компьютере, а вписана от руки.

Сутки Успенский просидел в приграничном «обезьяннике» с группой задержанных цыган-контрабандистов. Цыгане оказались милейшими людьми — и помогли русскому фантасту снять сердечный приступ от польской бдительности легкой дозой кокаина…

На родину Мицкевича Успенского так и не пустили — и отправился он поперек всех меридиан обратно через всю Евразию…

— И что же, ты все это так и оставил? — вскричал я, выслушав этот рассказ.

Успенский улыбнулся широкой доброй улыбкой:

— Ну уж нет! Я же пишу новый роман. Теперь там появился новый персонаж — польский нунций, педераст и страшный мерзавец…

Страшная месть-2

Фотографа Валерия Плотникова тоже лучше не огорчать без надобности…

Когда-то, давным-давно, он сделал замечательный портрет нашего общего друга, театрального режиссера. Режиссер стоял, ироничный и немного печальный, чуть облокотившись на спинку кресла.

В кресле сидела его жена.

Потом он умер.

А жена повела себя не лучшим образом…

Спустя несколько лет Валерий Федорович показывал мне свои новые работы. Потом в его голосе прозвучала какая-то новая нотка.

— Смотри!

Это был хорошо знакомый мне портрет нашего покойного друга. Тот стоял, ироничный и немного печальный, чуть облокотившись на кресло…

А в кресле никого не было!

Подлокотники, высокая резная спинка, обивка в цветочек… И все. Так булгаковский Коровьев дунул в домовую книгу, и из книги исчез Алоизий Могарыч.

Страшная месть-3

Рассказ Александра Николаевича Яковлева о временах его партийного руководства:

— Разные люди приходили… Один, помню, пришел и начал рассказывать про космос. Вообще-то он пожарный, но пожаров-то нет, вот он и начитался. Сидит, рассказывает… Слушаю его, слушаю — и вспоминаю: у нас в Архангельском обкоме сидит один тип — антисемит и вообще страшная сволочь. Погодите, говорю пожарному этому, который про космос. И звоню в Архангельск. Скажите, спрашиваю, у вас там не намечается семинара по астрономии? (А звоню-то я из ЦК.) Намечается, отвечают! Отлично, говорю, я вам докладчика пришлю…

Академик широко улыбнулся и торжественно закончил:

— Четыре с половиной часа, бляди, слушали его!

Страшная месть-4

В юных годах N. была любовницей большой советской «шишки», редактора популярной газеты. В числе главных характеристик «шишки» значился типовой партийный антисемитизм.

Ухнули в небытие восьмидесятые, пролетели девяностые, проползли нулевые… Партийная «шишка», приватизировав газету, стал миллионером, но стать миллионершей у N. не получилось: промурыжив до бальзаковского возраста, босс-антисемит отправил ее в отставку и перешел на подросших лолит…