Изъято при обыске - [31]

Все засмеялись. Я улыбнулась:

— А вы как думаете?

— Мы слышим, что взрослые все его ругают. Смеются над ним.

— Смеются…За углами смеются. А на митингах голосуют "за"…

— Попробуй скажи против — снимут с работы.

— Значит, мало героев.

Прозвенел звонок. Быть может, впервые он был так не кстати. Ученики, все сразу кинулись к кафедре, сдавили меня со всех сторон, каждый со своим вопросом. Даже те недисциплинированные мальчишки, с которыми я раньше ссорилась, были тут же. Спрашивали, есть ли у нас свобода слова, возмущались тем, во что превратились выборы в Советы. Опускают люди бюллетени в ящики и не знают, за кого голосуют.

Мне было немного странно: на все свои вопросы они обязательно хотят от меня получить ответ, несмотря на то, что и сами рассуждают верно. Значит, они проверяют правильность свих суждений по моим. Значит, мое мнение стало для них авторитетным. Я все же победила верноподданную Платову в борьбе за их души.

Знала бы Татьяна Павловна, какое без нее провела я комсомольское собрание в 10-м классе и как оно прошло, она бы тоже, наверное, негодовала, как когда-то Мария Николаевна и Клавдия Ананьевна оттого, что я нарушаю всякие методики ведения урока…

Нарушила я, многое нарушила. Зато никому не было скучно, ни десятиклассникам, ни мне.

Правда, мне казалось, что я разговаривала на уроке не с ребятами, а с их родителями…Пока их жизненный опыт так мал. Но, может быть, теперь они будут более наблюдательны…

На перемене я была сдержанна и даже молчалива, потому что в класс то и дело входила их классная руководительница, которой я не очень доверяю.

Когда начался мой второй урок в этом же классе, она вошла в соседний кабинет и оставила открытой дверь. Я оценивающе и спокойно посмотрела на закрытую дверь своего кабинета: будет ли слышно в коридоре то, что я стану говорить? Возможно, все, что было сказано мною и десятиклассниками на предыдущем уроке, уже кто-то подслушал под дверью? Но я об этом во время урока не думала. Да и теперь не хотелось об этом тревожиться. Помолчала секунду и приступила к обобщению сказанного.

***

Все произошло неожиданно. Я только что закрыла тетрадь, положила ее на высокую стопку других, удовлетворенно похлопала по ней, как хлопают по плечу хорошего, оправдавшего надежды ученика.

— Работа идет! — засмеялась я. — Кто бы подумал, что я написала уже большую часть романа! Первый вариант, конечно, ну и что! И это прекрасно.

Взяв в руки пачку тетрадей, я весело почти швырнула ее в открытую тумбочку этажерки. Потом критически осмотрела свои выпачканные чернилами пальцы и хотела уже идти в ванную мыть руки. Но в дверь квартиры кто-то постучал.

Я не рискнула выйти из своей комнаты, потому что была еще не причесана. Я пишу по утрам, не позавтракав, не приводя себя в порядок. Если я, проснувшись, начну этим заниматься, то час два провожусь. А утреннее время очень жаль мне тратить на уход за собой.

Когда раздался стук в дверь, я быстро достала из сумки расческу, губную помаду. И пока дверь открывали, я сделала все, что полагается, чтобы уже не бояться за свой внешний вид, если кто-то и взглянет на меня сквозь застекленную, но еще не зашторенную дверь моей комнаты.

Мы только что получили новую квартиру, только что переехали, пока что не успели ее обставить.

Вошли четверо мужчин, кучкой остановились в прихожей. Двое в военной форме, двое в штатском.

Я смотрела на них без всяких предчувствий, как бы между прочим. Один мужчина заговорил с мамой, которая открыла дверь и стояла теперь перед ним очень спокойно, без всякого волнения, держа на руках годовалую свою внучку, мою прехорошенькую племянницу.

— Кто здесь живет? — спросил мужчина в форме.

— Русанов Тарас Матвеевич.

— А вы его жена?

— Да, жена.

— Русанова?

— Да.

— Наталья Петровна, да вы проходите, вот сюда, — распоряжался мужчина, как у себя дома. — Не беспокойтесь, не беспокойтесь, слышала я извиняющийся, мягкий тон. — А это кто? — мужчина, должно быть, ласково тронул Лариску за ножку.

— Это внучка.

В это время в прихожую из другой комнаты вышел мой отец. В домашних тапках (в старых валенках без голенищ), с серым, наполовину седым ежиком на голове.

— Это вы Русанов?

— Да, я.

"Что им здесь надо? Расспрашивают… — я посмотрела на часы: пора собираться на работу, в эту постылую библиотеку."

— Кто еще с вами живет?

— Дочери, — отец начал перечислять. Добравшись до меня, никак не мог вспомнить мою новую фамилию, по мужу. — Как ее счас зовут?

Я потихоньку засмеялась: ни отец, ни мать никак не могли запомнить мою фамилию.

Тот же вкрадчивый, извиняющийся голос подсказал им:

— …Это она?

Все повернулись лицом ко мне, посмотрели на меня сквозь стекло. Я, все еще ничего не подозревая, подошла и открыла дверь. Нет, когда ключ холодно, не по-живому щелкнул в замке, сердце мое сжалось:

— Что случилось? — застыл в голове вопрос, как в Сибири, в лютый мороз, на лету застывают птицы.

Мужчины, все, как стояли, кучкой, враз вошли в мою комнату и, будто договорившись, мгновенно осмотрели ее всю. Четыре человека — четыре угла.

Когда-то в школьные годы я мечтала стать следователем, сыщиком, и хотя я сейчас про эти мечты забыла, где-то во мне осталось что-то от тех увлечений, от романтических похождений, когда я вырабатывала у себя умение охватывать людей, пространство одним быстрым взглядом и фиксировать в уме, что вижу.