Его дед, Владимир Святой[12], Владимир Красное Солнышко, раздвинул пределы княжества, размахнулся широко... Союзничал и соперничал с Византией, перенимал её веру, дал отпор её царям. Он сбросил разных и многих идолов на Руси и провозгласил единого Господа. И как един Бог на небе, так и Владимир стал наимогутнейшим князем на Руси. Неумолимой рукой он посадил в уделы вместо строптивых князьков своих сыновей и бояр.
Отец Изяслава, Ярослав Мудрый, ещё больше расширил и укрепил державу, дал ей единый закон - "Русскую правду".
Под защитой его меча расцветали города, шла бойкая торговля на великих голубых дорогах-реках.
Но пока города были слабы, они нуждались в защите, в помощи Киева, и покорно платили ему дань. Когда же выросли, захотели самостоятельности...
А у границ Руси затаилась огромная, как море, степь. И в ней появились новые враги - неисчислимые половцы. Степь непонятная, с иным укладом, иными законами, в вечном непостоянстве своих кочевий. Труднопобедимая из-за множества диких воинов, могучая неуловимой быстротой передвижения, выносливостью всадников и коней.
Эта степь изготовилась для прыжка. Единственное спасение от неё хранить единство.
Воевода уловил настроение князя. Поспешил сказать:
- А и то да будет тебе известно, княже. Убийцы подосланы Всеславом. Ему нужна твоя голова.
- Нет... - почти простонал Ярославич.
- Дознано доподлинно. Тайно он посылает своих слуг в Киев. Головники, что убить тебя хотели на охоте, - его люди...
И привиделось Изяславу горе лютое. Нет его. Осиротел народ. Смерды бродят неприкаянными, церкви пусты. Святослав и Всеволод идут отомстить за брата. Война.
А здесь, в Ярославовом терему, в этом вот золочёном кресле сидит Всеслав Брячиславич, и властвует, и роскошествует, и ублажает телеса свои.
Это видение было самым горьким для князя. Он подошёл к Коснячко, выкрикнул:
- Что умыслил, воеводо?
А воевода глаза отвёл, молвил уклончиво:
- С Всеславом бороться - силу иметь надо, войско наготове держать. А где взять полки? На усмирение касогов придётся немалую дружину посылать. Святослав своих воинов не даёт, говорит - Глеб и сам управится. Глебу в Тмутаракани не удержаться. Гляди, ещё данники наши лютыми врагами станут, опустошителями. А если с Византией в тайный союз вступят, и вовсе худо будет...
И снова вспомнил князь Ростислава - такой, только такой правитель нужен на границе.
Коснячко словно бы подслушал эти мысли. Проговорил:
- Ростислав убоялся не Святослава, а твоего гнева. Если бы ты, великий, послал своё благословение отважному, он бы вернулся в Тмутаракань.
Изяслав ударил десницей по подлокотнику:
- Куда толкаешь меня, воеводо?
Коснячко не испугался. Уже давно перестал он бояться княжеского гнева. С той поры, как разуверился в княжеской твёрдости. Больше всего сейчас не хотел он посылать в Тмутаракань дружины, которые могли пригодиться против Всеслава. Ведь если придёт полоцкий князь, уж кому-кому, а Коснячко несдобровать.
- Я ведь и не говорил, чтобы ты, княже, понукал Ростислава. Лишь благословение твоё ему надобно. И тогда Таврида не страшна, горцы данниками останутся...
- Святослав не простил бы мне этого, - сказал князь, с недоумением глядя на Коснячко: неужели не понимает?
- А Святослав и знать не будет ничего. Благословение пошлёшь тайно. Ростислав же не проговорится. Знаешь его. Всё на себя возьмёт.
- Хочешь, чтобы я сам помогал возгореться распре?
- О чём молвишь? Какая распря? - зашептал воевода. - Попугать - не голову снимать. Ростислав возьмёт Тмутаракань без боя. А Глебу позволит увезти всё богатство. Да ещё с касогов дань взимет и Глебу же отдаст. Тот и гневаться не станет - сам понимает, что не усидеть ему во граде. И родителя уговорит простить Ростислава. Увидишь, княже, всё будет ладно. А главное - родной земле на пользу великую.
"А и в самом деле - что важнее, - думал князь, - польза всей земле или потакание родительской любви? Польза явная и немедленная или верность слову своему - гордыня, что честью прикидывается? Разве не бывало так, что честность властителя приводила его к поражению? Разве не важнее для князя из всякого дела пользу извлекать для себя и земли родной - пользу видимую и весомую? И Ростислав уже давно заслужил тмутараканский стол".
Вспомнил, как когда-то совсем юный Ростислав восторженно глядел на него, своего любимого дядю, и говорил: "Вырасту - таким, как ты, буду". И уже готовы были сорваться с княжьих губ те слова, которых ждал Коснячко, но вовремя подумал о брате Святославе. И вслух повторил слова родителя своего:
- Самое страшное для Руси - распря. Не будет добра, коли меж своими вражда.
Коснячко даже руками развёл, глаза опустил, будто бы смирился:
- Что ж, княже, тогда придётся полки воев[13] собирать...
- А где гривны взять для того? - крикнул Ярославич.
- Тогда из твоей дружины часть выделим. Да только боюсь: Всеслав узнает об этом - не замедлит воспользоваться. Возрадуется: "Уж теперь-то возьму себе стол киевский. По третьему разу всегда высечешь огонь". И с дружиной своей в Киев нагрянет. А дружина у него не маленькая, сам знаешь...
