Изяслав - [145]

Болеслав задумчиво посмотрел перед собою.

— Вернёмся, вернёмся, друже!.. Впрочем, кто знает, не лучше ли остаться навсегда здесь. Ведь у нас власть раскинулась во все стороны. Каждый епископ, каждый кастелян[138] и каждый воевода — все считают себя королями. Мы сильны, но разделены, и народ не знает, кого слушать, потому что для него каждый деревенский панок — и судья и король. Ведь ты и сам знаешь, как трудно всех этих маленьких корольков наставить на путь истины, обуздать их гордость и упрямство.

Болеслав замолчал и снова задумался.

— Пока власть и силы не соединятся в одно целое, не будет толку… Если нас не победят немцы, то съедят половцы, а если не половцы, то найдутся другие рты… Я сижу здесь не потому, чтобы только сидеть: мои мысли и сердце в родной стороне, но я должен здесь сидеть, как сидел в Венгрии и Перемышле… Должен!

Он поднял руку и обвёл ею полукруг.

— Видишь эту страну, какие здесь богатства, какой спокойный народ и… какая сила! Если бы её соединить с нашею и направить этот народ на бой с немцами, то какого могущества можно было бы достигнуть!

Едва король окончил свою речь, как раздался конский топот, и Варяжко подъехал к королю.

— Милостивый король, — крикнул он, — прикажи пускать соколов, лебеди поднимаются!

Болеслав улыбнулся:

— О-го!.. Господин посадник, вы, кажется, боитесь, чтобы ваши лебеди не улетели?

И он кивнул сокольничему:

— А ну-ка, сними колпачок с Русинка!

Русинок был любимый сокол короля.

Сокольничий снял колпачок, но птица неподвижно сидела на плече, затем слегка повертела головой налево и направо, как бы присматриваясь к восходящему солнцу и окрестностям, выпрямилась, раскинула крылья и в одно мгновение бросилась вверх. Сокол, как стрела, заметно уменьшался, и через какую-нибудь минуту в синеве небес виднелась только неопределённая точка, которая вскоре совсем исчезла.

Между тем начали подниматься стаи диких уток и гусей, но сокола не было видно. Казалось, он утонул в синеве небес. Вдруг со стороны Шулявского холма послышался какой-то неопределённый крик.

— А! Вот и лебеди сейчас поднимутся! — сказал Варяжко. — Они поднимутся, тогда и сокол найдётся.

Скоро сокольничий снова заметил над Лыбедью чёрную точку, которая как бы висела в небе и долгое время казалась всем неподвижною.

— Ну, вот и сокол, — заметил Варяжко. — Видно, кого-нибудь высмотрел.

Почти в тот же момент над ивняком Лыбеди показалась целая вереница лебедей, которые, поднявшись над водою, образовали треугольник и тяжёлым летом шли по-над рекою к Соколиному Рогу.

Охотники невольно посмотрели вверх, в направлении, где была замечена в выси чёрная точка, но этой точки уже не было; вместо неё как будто развивался клубок, который с быстротой молнии стремился к земле и по мере её приближения становился толще. Это был Русинок, стрелой падавший на лебедей. Ещё минута, и он уже впился когтями в спину самого сильного лебедя, летевшего во главе треугольной вереницы, и, схватив его, тут же направился к Соколиному Рогу. Лебедь жалостно кричал в когтях кречета.

— Молодец, Русинок! — послышалось со всех сторон. — Здорово он его схватил!

Сокол приближался к толпе охотников, кружась над Соколиным Рогом. По-видимому, он измучился, а может, почувствовал, что его жертва уже мертва, поэтому он выпустил лебедя из когтей, и лебедь упал к ногам охотников. Раздались радостные крики и шутки.

А Русинок опускался всё ниже и ниже, описывая круги всё меньше, и сразу сел.

Сокольничий уже приготовил для него кусок конского мяса, которым и попотчевал его. Русинок сидел нахохлившись, но глаза его всё ещё горели; наступив одной лапой на мясо, он принялся рвать его острым клювом в клочья и быстро глотать.

Охота с соколами продолжалась, сокольники пускали других соколов поочерёдно, но ни один из них не нападал на жертву с такою ловкостью и отвагой, как Русинок. Охотники разъехались по всему Соколиному Рогу.

Король обратился к Болеху:

— Пора вернуться, поедем теперь через Дебри. По дороге мы можем поохотиться с собаками. Прикажи трубить, пусть люди собираются.

Болех кивнул трубачу, который быстро подъехал, взял в руки большой буйволовый рог, отделанный серебром, и начал громко трубить. Звуки рога понеслись по всей окрестности, замирая лишь в ярах, глубине лесов и над Лыбедью.

Люди стали собираться вокруг короля. Громкий говор дружинников, лай собак и ржание коней смешались в один общий гам. Отряд медленно двинулся к Дебрям.

Болеслав, по-видимому, остался очень доволен охотою и Русинком, но Болех ехал рядом задумчивый и угрюмый и отвечал королю односложно.

Когда они въехали в Дебри, Болеслав обратился к молчаливому товарищу:

— Однако, лебедь, которого победил наш Русинок, был очень силён!

— Лебедь… да… силён.

— Долго он пел, пока тот не задушил его.

— Ну, наши не поют так долго, — отвечал Болех, не поднимая головы, как будто про себя.

Король взглянул на него.

— Какие наши? — спросил он. — Мне кажется, Болех, у тебя что-то на уме… Случилось что-нибудь, чего я ещё не знаю… но должен знать.

В свою очередь и Болех посмотрел на короля.

— Да, дело скверное! Ты сам знаешь, милостивый король, в чём оно заключается. Наши люди гибнут, точно их кто в землю зарывает… Ты знаешь, что они гибнут, и не догадываешься, от чьей руки.