Извилистые тропы - [43]

И ни единого раза граф Сомерсет, защищаясь, не произнес ни слова, которое могло бы бросить тень на короля. Его приговорили к смертной казни, как и графиню, и тоже вернули в Тауэр, но, к разочарованию лондонской толпы, которая жаждала увидеть, как на Тауэр-Хилле начнут строить виселицу — графа в народе никогда не любили, — его величество заменил смертную казнь на пожизненное заключение, а в июле графиню и вовсе помиловал.

«Для себя у них одни законы, а для нас совсем другие», — должно быть, возмущалась толпа, узнав, в какой роскоши живут в Тауэре заключенные: алая бархатная мебель, обитые атласом стулья. Лишившимся зрелища казни лондонцам теперь придется ждать, когда в Смитфилде будут заживо жечь женщину из их сословия, которая убила своего мужа плотника, всадив ему стамеску в живот, — чуть менее зверский способ убийства, чем клизма с мышьяком.

А что же генеральный прокурор? Его величество был доволен ролью, которую Фрэнсис сыграл во время процесса, и предложил ему выбор: либо его прямо сейчас введут в состав тайного совета, либо король дает обещание назначить его лордом-канцлером, как только этот пост освободится. Фрэнсис Бэкон выбрал первое и написал третьего июня сэру Джорджу Вильерсу: «Король предлагает мне достойный выбор, а Вы человек, в ком мое сердце ни разу не ошиблось».

11

Двадцать лет назад, в октябре 1596 года, Фрэнсис Бэкон написал наставительное письмо тогдашнему фавориту Роберту Деверё, графу Эссексу, который был полной противоположностью Джорджу Вильерсу. Умный, блестяще образованный, импульсивный, склонный к резким перепадам настроения, двадцатидевятилетний Роберт Деверё был одной из самых ярких личностей в последние годы правления коварнейшего из монархов — королевы Елизаветы. Фрэнсис Бэкон был всего на семь лет старше его — адвокат, имевший место в парламенте, но без поста в правительстве, он руководствовался лишь собственным богатым опытом проницательного наблюдения, когда давал графу советы относительно того, как следует вести политические дела, в первую очередь сообразовываясь с тем, что именно замыслила ее величество.

Джорджа Вильерса, так недолго живущего при дворе, среди нескончаемо плетущихся интриг и вечной зависти, сейчас, на этом этапе его карьеры, политика не привлекала. Он хотел всем нравиться, ни с кем не враждовать, а теперь, когда Сомерсет попал в немилость и, уж конечно, никогда больше не появится на сцене, Вильерс оказался вдруг в совершенно неожиданном положении: все без исключения при дворе перед ним заискивали, ведь он — признанный фаворит государя, совсем не похожего на свою предшественницу, которая хлестала Роберта Деверё по щекам, если ей что-то было не по нраву.

Джордж Вильерс был, в сущности, совершенно беззащитен, ведь любой мог воспользоваться его неопытностью, а желающих было хоть отбавляй. Фрэнсис Бэкон знал, что королева Елизавета держала все дела государства в своих руках, к тому же к ее услугам были опытнейшие и талантливейшие государственные деятели. С королем Яковом все обстояло совсем не так. Да, он был монарх и ни на миг не забывал об этом, но его не интересовала деятельность правительства, не интересовала сложная структура английского парламента, возможно, потому, что он толком не разобрался в системе правления. Именно по этой причине он предоставил такую огромную свободу распоряжаться делами государства графу Сомерсету и клану Говардов; гораздо проще пустить все на самотек, а самому охотиться в лесных угодьях, надеясь, что все как-то уладится, проблемы — в том числе и финансовые — решатся сами собой. Фрэнсис Бэкон знал, что характер у Джорджа Вильерса гораздо более покладистый и уступчивый, чем у Сомерсета, и если его величество, наскучив каким-нибудь государственным делом или впав в досаду, скажет ему, как говаривал Сомерсету: «Займитесь этим вы, поступайте, как считаете нужным», — то неопытный молодой человек окажется жертвой опасных и к тому же соперничающих друг с другом интриганов, чьи противоречивые советы в конце концов поставят под угрозу безопасность королевства.

Мечты Фрэнсиса, родившиеся в первые годы правления нового монарха, когда у него не было должности, достойной его гения, и он хотел стать ректором какого-нибудь университета или колледжа, где можно было бы формировать мировоззрение юношей и учить их понимать все отрасли знания, чтобы они с наибольшей пользой служили своей стране, не были пустыми фантазиями. В Джордже Вильерсе он видел такого студента, который хочет, нет, жаждет знаний, его вознес так высоко случай, чудо; перед Фрэнсисом был ученик, которого он мог воспитывать, наставлять, и двадцать два года разницы в возрасте вовсе не были помехой, скорее помогали. Джордж Вильерс будет внимать ему, как внимала своему наставнику аудитория в Redargutio Phisosophiarum. Как внимали студенты в Грейз инне, как внимал Тоби Мэтью, который все еще находился в изгнании в Италии. Кстати, Тоби познакомился и подружился с Джорджем Вильерсом, когда фаворит путешествовал по Европе. Роберт Деверё не нуждался в советах по поводу политических дел и международных отношений, он во всем этом разбирался не хуже Фрэнсиса Бэкона. Его нужно было только предостерегать, чтобы он держался от всего этого как можно дальше и был всего лишь придворным и приближенным королевы, а самое главное — не добивался бы расположения народа и не искал воинской славы. Что касается Джорджа Вильерса, то более чем вероятно, что потворствующий своим слабостям король просто вынудит его заниматься политикой, и в таком случае ему следует научиться этому ремеслу.